Риса потрепала пса по большой кудлатой голове; тот завилял хвостом. – Ты такой большой и лохматый. Никогда прежде не видела таких собак, как ты.
– Это Винни, – донес ветер до нее задумчивый голос, и она обернулась. Эль стоял на крыше шахты лифта, опершись на перила. В зубах его дымилась сигарета. – Значит, все-таки Тая – твоя мать, – задумчиво протянул он.
– Что ты знаешь о моих родителях? – с надеждой спросила Риса.
Эль посмотрел в другую сторону и подпер подбородок рукой. Выражение его лица сейчас демонстрировало полное равнодушие, а взгляд был холоден и безразличен. Все эмоции он словно передавал интонацией.
– Скажем так, – произнес он, взвешивая каждое слово, – они не очень хорошие люди.
– Это неправда! – возмутилась Риса.
– Чистейшая правда, – он сказал как отрезал. – Тут уж либо принимай это как есть, либо не спрашивай у меня о них.
– Да кто давал тебе право так о них говорить? – ее ладони сжались в кулаки.
– А никто не давал, – ответил Эль, делая затяжку. – Впрочем, я ни у кого и не спрашивал. А говорю я как есть, ничего не поделаешь, и я знаю, о чем говорю.
– Откуда ты знаешь? – спросила Риса, подходя ближе.
– Они тебе что, вообще ничего не рассказывали? – взгляд его оставался безразличным, только брови чуть приподнялись и в голосе появились удивленные интонации.
Риса перевела взгляд на город. Там, внизу, по улицам дети ходили с родителями по домам друзей и соседей и колядовали, хвастались друг перед другом костюмами, возвращались домой с пакетами, полными сладостей. И каждого там ждали родители или хотя бы один из них.
– Некому мне было рассказывать, – ответила она. – Я их совсем не помню. А всю ту часть детства, что помню, провела в сиротском приюте. У меня от них осталась только фотография и еще вот это, – она открыла рюкзак, достала из него белые четки и показала их Элю. – Эта вещь принадлежала моему отцу.
– Ну и что? – равнодушно бросил Эль.
– Это все, что у меня от них осталось! – воскликнула Риса. – Только эти четки и фотография! Но я верю, что они живы и что я смогу найти их! Тогда я верну папе его четки, ведь я столько лет их для этого хранила… – в голосе ее прозвучала теплота и нежность.
– С чего ты вообще взяла, что они живут в Штайнбахе? – раздраженно спросил он. – Кто тебе это сказал?
– Никто не говорил. Я чувствую это.
– Ты… что? – удивленно переспросил Эль, таращась на нее как на умалишенную.
– Это сложно объяснить, – ответила Риса. – Да и тем более кому-кому, но тебе я точно не собираюсь рассказывать.
Она не хотела признаваться, что с самого детства ей часто снились странные сны. В них Риса совсем маленькой девочкой ходила по пустынным городским улицам и, горько плача, звала родителей. То тут, то там на ее пути из ночной тьмы выплывали указатели, и почти в каждой надписи на них фигурировали слова, связанные с камнями