иной.
Николая определили в контрразведку. Дел оказалось много. Страна разделилась на два лагеря. Были рабочие, которым Советская власть дала восьмичасовой рабочий, оплачиваемые отпуска, комнаты в благоустроенных домах, где «уплотнили» прежних владельцев. Дети пролетариев и рабочая молодежь получила доступ к бесплатному образованию. Крестьяне получили вожделенную помещичью землю, возможность торговать своей продукцией. Начали достойно платить интеллигенции. Но была и другая Россия. В-первую очередь, миллион людей, потерявших Родину, мечтавших вернуться домой победителями. Внутри страны оставались бывшие помещики и предприниматели, уцелевшие в годы Гражданской войны. У них тоже была своя Россия, совсем другая, нежели у рабочих. О своей России мечтал новый класс капиталистов-нэпманов. Они не нуждались в монархии, но не нуждались и в диктатуре пролетариата с его ограничениями частной инициативы. Заново сформировался еще один отряд буржуазии – сельские богатеи-кулаки. Те тоже не жаловали Советскую власть, не дававшую торговать «по вольным ценам», все время увеличивавшую продовольственный налог. Временами вспыхивали кулацкие восстания. Создавались подпольные антибольшевистские организации, занимавшиеся вредительством, налаживавшими связи с белым зарубежьем. С их помощью окопавшиеся в дипломатических миссиях западные разведчики собирали информацию о Красной Армии, промышленности. Поэтому вопрос: «Кто кого?» стоял не менее остро, чем в эпоху Гражданской войны.
В столицу нагнали чекистов из провинции и пограничников, потому что московские уже примелькались. «Контрики» их быстро вычисляли. Проявляли осторожность и «дипломаты», встречая «старых знакомых». Один только полковник польской разведки пан Ожельский чего стоил! Каждый вечер направлялся он на прогулку. Шел два километра. По пути заходил во все туалеты, а их было шесть. Однако, как выяснилось позже, оставлял он записки с инструкциями подпольщикам совсем в других местах. Контрразведчики тем временем безуспешно заглядывали в сливные бачки, перерывали мусор в урнах, простукивали стены в поисках тайников.
Однажды Лебедев предложил проследить за Ожельским после захода того в туалеты. Получив разрешение, он отправился за полковником. Тот резко оборачивался, останавливался у витрин магазинов, чтобы проследить в отражение их витрин: нет ли за ним слежки. На Тверском бульваре пан свернул в боковую аллею. Поставил ногу на лавочку, делая вид, что завязывает шнурок на ботинке. Затем быстро покинул бульвар. Коля присел на соседнюю лавочку, развернул газету. Довольно быстро на покинутую паном скамейку опустился рыхлый молодой человек в щегольском костюме. Он курил папиросу, скользя свободной рукой под сиденьем. Что-то вытащив из планок, молодой человек опустил находку в карман пиджака, не спеша поднялся. Николай в пару прыжков оказался рядом.
– Минутку, гражданин! – остановил он парня.
– В чем дело?
– Ваши документы!
– А ты кто такой? – отпихнул его парень, засовывая руку в нагрудный