в окнах.
– Здорово! – сказал одной из них Николай и опрокинул выстрелом вглубь помещения.
Вторую фигуру опрокинули выстрелы других пограничников.
Потом настала тишина. Было лишь слышно, как переговариваются террористы.
– Меня, Алёша, в плечо зацепило…
– А меня, Серж, в живот. У меня один патрон остался…
– У меня тоже один…
– Тогда, на раз, два, три!
Два выстрела слились в один. Берзинь с командой ворвались в здание и наткнулись на два трупа с простреленными головами. Потом убитых опознавали чекисты, сличая с фотографиями еще с Германской войны.
– Этот – граф Остен-Сакен. А этот – князь Шихмтаов-Ширинский. У обоих руки по локоть в рабоче-крестьянской крови. Грузите их на дрезину! В Питер повезем. А ты, начальник заставы, готовься к большой проверке! – обернулся старший из чекистов к Берзиню. – До запятой спросим, как выполнялись Устав караульной службы и другие уставы.
Спросили до запятой. Признали действия пограничников правильными, полностью соответствующих требованиям уставов.
– Хорошо, что Зиновьев под взрыв не попал. Тогда бы нас, Коля, расстреляли бы без суда, – покачал головой вслед отъезжавшей комиссии Берзинь. – Хоть удалось вразумить, что с такими силами госграницу не удержать. Обещали доложить наверх об увеличении численности погранзастав.
– Одной численностью вопрос не решить, – заметил Лебедев. – Сколько времени мы потеряли, пока добрались до телеграфа?
– Говорил и это. Спросили: «Может быть, тебе на заставу телефон провести, как ответственному работнику?» Думаю, со временем и телефоны будут, и даже радиосвязь. Пока от разрухи многое не можем себе позволить. Кстати, просил тебя отметить, Коля. Если бы не ты – ушли бы беляки за кордон безнаказанными. Опять спросили: «Может быть, его ко второму ордену представить?»
К ордену не представили, зато дали второй «кубик» в петлицу. Прислали пополнение. Вновь потекла относительно спокойная служба, сводившаяся к вылавливанию из болот контрабандистов. Стреляли лишь когда валили медведей и кабанов, били глухарей, тетеревов, рябчиков, уток, чтобы разнообразить рацион заставы. Отпусков начальству не давали.
– Вы здесь, как на курорте живете, – ответили как-то Берзиню, захотевшему подправить здоровье в санатории. – Госграницу кто будет охранять? Пушкин?
Колю грели письма из дома, особенно от Леночки. Она писала каждую неделю, рассказывая о своих небольших радостях, о том, что любит и ждет. Берзиню писать было некому. Все его близкие остались по другую сторону границы – в Латвии.
Грянул двадцать четвертый год и с ним смерть Ленина. Не бравший в рот ни капли спиртного Берзинь опрокинул кружку водки, утерев глаза рукавом, вздохнул:
– Как без Ильича жить будем? Он всему человечеству словно ясное солнце был…
– Думаю, народ еще крепче сплотится вокруг нашей большевистской партии, –