на том, что я обрету солидность в зрелые годы, обзаведясь окладистой бородой.
Из-под драной застиранной чёрной шапки жирными сосульками торчали волосы. Даже для меня, привычного, они воняли немытостью и болезнью. Шапка меня грела, в ней не так болела голова.
И на мне был мамин розовый махровый халат. Потому что все мои вещи остались дома, а то, что мама успела захватить, она сегодня постирала.
Егор внимательно разглядывал меня. Как Павлов свою собаку.
– А я думал, ты просто слинял. – сказал он наконец.
– Ну да. – сказал я. – Вот сижу тут и симулирую.
Кашель, будь он не ладен, нахлынул внезапно. Минуту я дохал, потом отпустило.
– Вот это да! – восхитился Маврин.
– Шёл бы ты отсюда. Не видишь, вирусы кишат.
Мы помолчали. «Ну-ка, фрукты, встаньте в ряд, это наш фруктовый сад!» – призывали во всю приторные дрессированные дети по телевизору. Я переключил. На экране возникла фотография некрасивого толстого человека с большими губами и близко посаженными глазами.
– …вышел из дома и не вернулся. Виктор страдает редкой формой психического заболевания и не может обходиться без посторонней помощи. Если кому что-либо известно о его местонахождении, просим…
Я протянул было руку, но Маврин сам взял пульт и переключил на музыкальный канал. Симпатичная девушка неплохо пела, но имела совершенно упоротую причёску.
– Сандра. – сказал Егор. – У меня плакат с ней был. Я тогда в классе седьмом учился. Может, тебе чаю сделать?
Я бы рассмеялся, если бы не побоялся нового приступа.
– Ты ещё апельсинов принеси. Что ж ты без апельсинов?
Новый приступ начался было, но я задержал воздух. Отпустило.
– Как твой кот? – спросил Егор.
– Спрятался, похоже. Замечательно. Весел и здоров.
– Это хорошо. А я вообще-то ругаться пришёл. Думал, ты и вправду – посмотрел, прикинул и вымыл ручки. Кинул ты меня, парень.
– Ну, извини. Садись. Куда-нибудь.
Я скомкал одеяло в угол. Егор уселся как медведь на край дивана. Я не понимал, чего он припёрся. Ведь сбросил сообщение сразу, как немного оклемался. Мог бы и позвонить. Убедиться хотел? Убедился. Но он сидел с таким видом, что пришёл надолго. Значит, поговорить… Вот, блин. Никакого покоя.
– Слушай, надо кое-что обсудить.
– Надо. – согласился я. – Тогда посиди тут, соберись с мыслями, я… – кашель придушил так, что глаза выпучились. – Я пойду что-нибудь выпью и хоть умоюсь.
На кухне я плеснул в чашку кагор, добавил немного водки и поставил в микроволновку. Пусть кто хочет мне говорит, что алкоголь с антибиотиками несовместим – я-то знал, что проклятый кашель отступит на время только таким путём. Незаметно от мамы я потихоньку уничтожал имеющийся в доме алкоголь. Вылив в горло обжигающее пойло, я крякнул, утёрся рукавом халата и пошёл в ванную. Из зеркала выглянуло жуткое лицо с воспалёнными кроличьими глазами. Жирная кожа нехорошо бликовала. Под носом вырос ядрёный прыщ. Щетина пестрела как лишайник на пеньке. Ну не брить же ради Маврина этакую