еще ускоры – курсы ускоренного изучения иностранного языка. Туда брали только из армии. Год ударными темпами преподаватели забивали в голову курсантам какой-нибудь язык – в основном пушту – афганский. Утрамбовывали более-менее разговорную речь и навыки письма. Потом звездочки младших лейтенантов на плечи – и на два года практика. Точнее, служба в горячей точке. Оттуда ребята возвращались уже старшими лейтенантами – на войне звания дают быстрее. Мы им завидовали страшно, поскольку нам до звездочек было пилить аж пять лет.
Для понимания того, что за специальность «иностранные языки» была в то время, нужно сперва понять, что же за такие существа были загранработники. Большинство населения СССР вообще не имело шансов выбраться за рубеж. Болгария была за счастье, а капстраны – это вообще фантастика и счастье. Съездить в занюханный Амстердам порой становилось главным событием жизни.
Живя за железным занавесом, мы по фильмам, рассказам и доходящим до нас западным шмоткам и технике представляли, что есть где-то далеко такая пряничная сказка, где люди поголовно ездят на собственных машинах и имеют магнитолы «Шарп». Забугорье – это была такая параллельная реальность. Та, куда добираются с загранпаспортами через спецтерминал Шереметьева и таможню. Возвращаясь оттуда из длительных командировок, советские люди тут же покупают автомашины «Волга», затовариваются в «Березках» импортными шмотками и даже продуктами, которых мы не пробовали и почему-то по дури считали, что они очень классные. В общем, иной мир. И загранработники были как бы иномирянами. Поехать за границу означало довести свое благосостояние до такого уровня, который обычным, и даже не совсем обычным, гражданам и не снился. В условиях товарного аскетизма импортные блестяшки значили много. И был такой пунктик у советского человека, вполне понятный – обладатели всего этого роскошества виделись ему людьми особенными. Загранработники же по скромности своей считали себя простыми небожителями. А остальных не сильно и замечали – ну, кто-то там внизу копошится.
Вот так и с переводчиками. Нельзя сказать, что между нами была какая-то вражда, выяснение отношений. Но мы презирали друг друга искренне. Они нас считали быдлом, чернорабочими и вообще людьми бесполезными и непонятно как затесавшимися в эти святые стены. Теми, кто будет всю жизнь возиться с дезертирами и ворюгамм в дальних гарнизонах и света белого не видеть. А себя видели респектабельными загранработниками, жрущими виски на светских раутах и зашибающими чеки. Мы их воспринимали мажорами, стяжателями и фарцой, которых интересуют только чеки Внешпосылторга, на которые обменивали заработанную за границей валюту.
Эти чеки вообще для переводчиков были фетишем. Больше всего общались представители разных факультетов, когда лежали в санчасти. И это было настоящее испытание – лежать с «переводами» в одной палате. Через час башка начинает идти кругом от их самомнения и бесконечных дискуссий: а сколько чеков платят в Анголе, а сколько в Египте, а сколько в Афгане в аппарате советника? А где дают дипломатические