Слышите ворон?
Тут и правда были вороны. Они каркали в верхушках ближних деревьев… Посмотрев вверх, я увидела, что еще часть кружат над нами – черные точки на фоне ослепительного неба.
– Это не в лесу, – голос Бри внезапно изменился. Она смотрела на хижину. Дверь была плотно закрыта, и множество мух гудело, теснясь на поверхности обтянутого шкурой окна. – Скорее!
Запах в хижине стоял нечеловеческий. Я увидела, что у девушек перехватило дыхание, и они крепко сжали губы, когда мы распахнули дверь. К сожалению, это было необходимо, чтобы не задохнуться. Я старалась дышать часто и неглубоко, пока шла через темную комнату и срывала шкуру, которая закрывала окно.
– Оставьте дверь открытой, – сказала я, не обращая внимания на слабый стон со стороны кровати в ответ на резкий дневной свет. – Лиззи, разожги костер, чтобы было побольше дыма, один около двери, другой у окна, с внешней стороны, – нам надо избавиться от насекомых. Начни с сухого хвороста и травы, а потом добавь что-нибудь влажное: древесину, мох, мокрые листья – чтобы было больше дыма.
Мухи заполонили хижину, как только я открыла окно, и носились вокруг моего лица: слепни, навозные мухи, комары. Привлеченные запахом, они долго ждали снаружи на теплых бревнах, ища вход, предвкушая пир, отчаянно надеясь найти местечко, чтобы отложить яйца.
За минуту комната стала гудящим адом, но без света и воздуха было не обойтись, с мухами придется разбираться по ходу дела. Я сняла свой платок и свернула пополам, используя в качестве импровизированной мухобойки, перед тем как наклониться к кровати. Там были Гортензия и двое ее детей. Все трое голые, их мертвенно-бледные конечности блестели влажным потом закупоренной хижины. В тех местах, куда падал солнечный свет, их тела отливали липкой белизной с красновато-коричневыми потеками в области ног. Я надеялась, что это была только диарея, не кровь…
Кто-то застонал; кто-то зашевелился. Живы, слава богу! Покрывала и простыни были сброшены на пол спутанной грудой. Это было удачей – по крайней мере, они остались чистыми. Я подумала, что нужно будет сжечь соломенный матрас, как только освободим его.
– Не суй руки в рот, – пробормотала я Бри, когда мы начали работать, разнимая спутанные тела.
– Да ты шутишь, – процедила она сквозь зубы, одновременно улыбаясь бледному ребенку лет пяти-шести, который лежал, скрючившись от очередного спазма диареи. Она просунула руки под мышки маленькой девочки. – Давай-ка мы тебя поднимем, милая.
Ребенок был слишком слаб, чтобы протестовать, руки и ноги безвольно повисли. Состояние ее сестры вызывало еще большую тревогу. Младенцу было не больше года, она совсем не двигалась – глаза глубоко запали. Симптом серьезного обезвоживания. Я взяла крошечную руку и мягко ущипнула большим и указательным пальцем. Крошечный пик сероватой кожи остался на мгновение, а потом начал медленно, медленно исчезать.
– Мать твою за ногу! – тихо пробормотала я себе под нос и быстро наклонилась, чтобы