Как что не так – р-раз, смотришь, уже влепил соседу. Сейчас все на него. И не серчает. Тут же отвернулся, утерся, и опять играть. Беззлобный был. Простак. Последним поделится. Дед-то бочку с вином выставлял на дорогу, поил прохожих.
– Что вы говорите! – воскликнул мужчина хозяйственного вида с сеткой яблок в руках. – Вы и деда знали?
– Ну а как же. И деда по матери, и бабушку, всех, с одной деревни. Кто ж думал, что он у нас свой поэт будет.
– А я читал, – сказал парень, присаживаясь к старику на лавку, – сестра пишет в воспоминаниях. Но скупо как-то пишет.
– Раньше воду с Оки носили, на горку. Соберемся, ни одной бабе проходу не дадим: то песку насыплем, то еще чего, и он с нами. В школу ходили, в церковь. Бывало, часто тетрадки давали. Их надо было сшивать. У каждого иголка с ниткой. И вот он впереди меня сидел. Сейчас повернется: «Глянь, ребята!» Втыкает иголку в ладонь и здесь вытаскивает. И не поморщится. От него можно было ждать такой смерти. Отчаянный.
– Да, да, – подтвердил мужчина, – по стихам видно. Горел на ветру. Да.
– Было за ним.
– А еще что помните? Насчет этого правда он был? – щелкнул по горлу парень.
– Вот когда приезжал, собирал, здесь теперь колонка, любителей выпить, и другого дела не было. Вот особенно и помню, что приезжал, выпивал, в луга ездил. Так я его помню. Ему все это хотелось рыбу ловить, сено ворошить, со стариками любил потолковать. Ведь давно это было, как в клюшку играли, как еще красота в бабе нравилась, хе-хе. Давно.
– Давненько я не брал в руки шашек, да? – засмеялся парень.
– Если бы знатье, что Серегой будут так интересоваться, приглядывался бы, записывал, на худой конец. А то жили и жили. У него в Москве свои дела, у нас – по-крестьянскому. Серега и Серега. Поэт. Зайдет – хорошо, не зайдет – значит, некогда. Раз на свадьбу приезжал, по-моему, за год до смерти. Двоюродного брата. С женой ли, с кем. Черная, наподобие грузиночки, с косой, развитая девушка.
– Галя.
– А кто его знает! Папиросочку можно?
– Она застрелилась на его могиле, – сказал парень.
– Он с двумя наезжал: год с одной, год с другой.
– Может, это балерина? Айседора?
– Айседору он уже бросил, нет.
– Шаганэ ты моя, Шаганэ?
– Вот чего не знаю, того не знаю. Шаганэ – это грузинское?
– Армянка! – сказал парень и как-то противно потер руками.
– Нет, тогда нет. Помню, на свадьбе горшки бил, в шубу рядился. А потом я с охоты шел, он с ней в лугах мне попался. Коня отобрал у мужика, ее наперед посадил, сам к ней спиной и бьет кобылу по заду. Смеху было! Чудак. Они все такие, видать… И Пушкин тоже… Все. А? Насчет политики не знаю. Не хочу врать. А? В это нам с вами вдаваться трудно. Кто мы, откуда – это наши родители знают. Я вам могу сказать строго по секрету, об этом не надо бы рассказывать. Отец у них был лапоть. Они немирно жили, годами поврозь.
И старик осторожно передал деревенскую сплетню.
– А я у вас тоже хочу спросить.