всю дорогу молчали, даже одним словом не перекинулись. Боялись выдать какой-нибудь секрет?.. У кого же есть замечательная фраза про дом и деньги? У Экзюпери, что ли? Если вы скажете взрослым, что видели во сне дом с двумя деревянными башенками с зеркальными стеклами и красной черепицей на крыше, они промолчат, но, когда вы скажете, что видели во сне дом, который стоит двенадцать миллионов франков, они воскликнут: «Как же это красиво!»
– А смотри, глаза не сверни! – предупредил Шаткова охранник – квадратнолицый парень в кепке с надписью «Феррари» (видать, не равнодушен был «сундук» к гоночным машинам этой марки). – Иди вон туда! – он ткнул рукой вправо, где стояла старенькая, темного дерева сторожка с длинным виноградным навесом, огороженная низким аккуратным штакетником. Добавил раздраженно: – Вояка, гола срака! Если бы к тебе послали не Муллу, а меня, ты бы по земле уже не ходил. В лучшем случае смотрел бы на мир через собственную задницу.
Шатков вопросительно глянул на толстяка в кепке «Феррари».
– Мулла – мой друг, и тебе придется за него расквитаться, – сказал толстяк.
– Хорошо, – довольно равнодушно произнес Шатков.
Слева от ворот тоже находилась сторожка – поновее, покомфортнее, побольше первой, к ней вела дорожка, выложенная из аккуратных, с орнаментом, бетонных плиток (к правой сторожке вела обычная земляная тропка).
За оградкой на обычном деревянном чурбаке сидел добродушный дядечка с круглым улыбающимся лицом, одетый в шерстяной спортивный костюм темрюкского, либо бердичевского производства, в кедах, с обтрепавшимися резиновыми накладками. Из распаха трикотажной куртки выглядывала старая, с застиранными обесцвеченными полосами тельняшка, на голове косо сидел синий берет, украшенный кокетливым хвостиком. Шатков протянул дядечке руку:
– Игорь!
Дядечка приподнялся на чурбаке, церемонно поклонился:
– Адмирал! А в быту – Лев Семенович Петряков, – пожал руку Шаткову. – Присаживайтесь, молодой человек, в ногах правды нет.
Говорил Адмирал по-старомодному вежливо, интеллигентно – в нем вообще чувствовался интеллигент со стажем – не первого и даже не второго поколения, у этого человека и отец, и дед, и прадед были интеллигентами.
Под навесом у Адмирала стоял цветной японский телевизор. На застеленном чистой клетчатой скатертью столе – магнитофон с двумя колонками, компьютер с маленьким экраном; на щите, к которому примыкал стол, висели три застекленных книжных полки, полки были битком набиты книгами – книги, книги, книги… По судовождению, эксплуатации яхт, штурманскому делу, сборник стихов африканских поэтов, три детектива, томики Кнута Гамсуна, Есенина, Симонова, Ремарка, Хейли, еще каких-то писателей, чьи имена были неведомы Шаткову, разброс был большой и неожиданный: ну никак Симон Пупков не мог состязаться в литературной значимости с Джоном Стейнбеком или Марселем Прустом.
Адмирал проследил за взглядом Шаткова и, словно бы прося извинения, приложил