у Роберта красивые глаза!), и мне открылись его истинные чувства. Порой мне даже заговорить с ним боязно, ведь я боюсь разоткровенничаться и показаться навязчивой – о, сколько раз я сожалела о поспешности и опасалась, что скажу больше, чем следует, и он сочтет меня нескромной! Сегодня Роберт держался ужасно мило, и я могла говорить о чем угодно! Как он был добр, провожая меня до дому! Не льстил, не болтал глупостей. Его ухаживания – то есть проявления дружеских чувств, ведь я пока не считаю Роберта своим поклонником, хотя и надеюсь, что когда-нибудь он им станет, – ничуть не похоже на то, о чем я читала в книгах, оно несравнимо лучше и гораздо оригинальнее, в них ощущается спокойствие, мужественность, искренность. Роберт мне очень нравится, и если мы поженимся, то я стану прекрасной женой: буду указывать ему на недостатки (ведь у него их немало!) и при этом окружу заботой и нежностью, постараюсь сделать его счастливым. Я уверена, что завтра Роберт не будет холоден и наверняка либо придет сюда, либо пригласит меня к себе».
Каролина снова принялась расчесывать длинные волосы. Повернув голову, она посмотрелась в зеркало. Людей невзрачных собственное отражение отрезвляет: не видя в нем ни малейшего очарования, они понимают, что и на других оно не произведет никакого впечатления. Люди красивые приходят к иному выводу: лицо в зеркале очаровательно и, значит, должно очаровывать. Каролина рассмотрела свою фигурку, радостное личико и прикинула, что если написать портрет, то выйдет просто прелестно. Она получила лишнее подтверждение надеждам и легла спать в самом радостном расположении духа.
На следующее утро Каролина проснулась все в том же хорошем настроении. Войдя в утреннюю столовую дядюшки, она столь весело пожелала ему доброго утра, что даже этот суровый, словно вылитый из бронзы человечек заметил, что племянница становится «девушкой видной». Как правило, по утрам Каролина держалась тихо и робко, почти не поддерживая беседы, однако сегодня, вопреки обыкновению, ей хотелось поговорить о многом. Между собой дядя с племянницей касались только общих тем, потому как с женщиной – тем более с девушкой – мистер Хелстоун иначе не мог. Каролина успела прогуляться по саду и сообщила, какие цветы начинают всходить, осведомилась, когда придет садовник и приведет в порядок дорожки, рассказала про скворцов, что надумали вить гнезда на колокольне (церковь в Брайрфилде расположена рядом с домом приходского священника), и спросила, не отпугнет ли их колокольный звон.
Мистер Хелстоун полагал, что скворцов ничуть это не смутит, как и любых других дураков, которые быстро перестают замечать внешние неудобства, найдя себе пару. Благодаря радостному расположению духа Каролина расхрабрилась и позволила себе замечание, какое при иных обстоятельствах вряд ли отважилась бы высказать перед своим преподобным родичем.
– Дядя, почему-то вы всегда отзываетесь о браке с презрением. Не считаете ли вы, что жениться вообще не следует?
– Самое разумное – оставаться одиноким, особенно женщинам. Тут и говорить нечего!
– Неужели