существования закона, неизбежность его невыполнения, его чисто украшательскую значимость.
Чувство собственного достоинства, связанное с неприятием искажения общечеловеческих ценностей, этой системой подавляется.
Ликвидация понятия ВИНЫ как сознательной основы неугодных действий устраняет и аналоги в общественном сознании, чем и можно объяснить отсутствие массового возмущения.
Действие и масштаб распространения психиатрического взгляда на поведение равнозначны раковым метастазам в нашей стране.
…Пока у других мир, у нас необъявленная война.
Так живем не только мы. У других хуже.
Извините за анонимность и за то, что плохо написано».
(Окончание анонимного письма женщины.
Письмо № 79, 1987)
Относительная победа
Верстка с моими вставками сдана, мы расстаемся с замом в дружбе и взаимном расположении – не меньше часа разговариваем о перестройке. Он обещает восстановить еще одно, самое острое место и проследить, чтобы мои поправки и вставки были обязательно учтены. Все решится, оказывается, в понедельник, ибо должен прочитать и.о. и приезжает главный. Последний срок, оказывается, не в прошлый понедельник, а в следующий. В понедельник номер идет в печать.
– Хорошо, я обещаю вам восстановить место о Горбачеве, – говорит он. – Обещаю проследить, чтобы все ваши вставки и исправления учли. А вы потом поедете от нас в командировку и напишете что-нибудь о перестройке. Договорились?
– Договорились, – соглашаюсь я и с симпатией жму руку заму.
Но оказалось, что это не все. Странности на этом не кончились.
В среду номер вышел из печати, но зам не выполнил своего обещания: острое место не восстановлено, сокращено кое-что из вставок, мои поправки не все учтены. В столь коротком тексте иной раз имеет очень большое значение одно только слово, оно или поднимает материал, делает его значительным, или, наоборот, сильно снижает его. Профессионалы-газетчики не могут не знать этого элементарнейшего закона. Сокращения же были вызваны, как выяснилось, тем, что на полосу, кроме нашего, поставили еще один маленький материальчик.
Наш «диалог» получился наполовину урезанным и ослабленным.
На обсуждении номера в присутствии главного зам сказал относительно нашего «диалога», что он «мог бы быть значительно острее». Но, по словам Лили Николаевны, которая присутствовала на обсуждении, звучало это так, что виноват в недостаточной остроте был не кто иной, как я, автор повести.
Вот так мы, значит, работаем. О, Астольф де Кюстин! Тогда я еще не читал твоей книги, но теперь перечитываю, словно свою. Поразительно, как еще 160 лет назад все было точно угадано!
Промежуточный финиш
А через неделю из своего почтового ящика я вытащил номер журнала с первой половиной повести. Радость, конечно, была, но сильно отравленная всем предыдущим. Слишком много препятствий пришлось преодолеть, и не все были преодолены без потерь.
И слишком