фургона с корейскими растянутыми иероглифами, газанувшего особо яростно и вышвырнувшего песок из-под колес ему в ноги, – никого не было.
Кореец несся за черным огромным внедорожником, заляпанным подтаявшей не городской серой грязью. Мотор внедорожника выл, набирая обороты. Можно было предположить, что он панически или напротив, хищно, в азарте погони стремительно набирал скорость. Скорее всего, от нуля, настолько мощно он ревел.
И та и другая машина могли участвовать в истории с желтыми ботинками. Вероятнее всего – джип. Ему это ближе по жанру.
А эта рыбовозка? Но почему «рыбовозка»? Не мог тот «кореец» за столь короткое время развернуться, выскочить в арку, обогнуть дом по внешней стороне и опередить Илью, двигавшегося по двору.
Но машина точно такая же.
В маленьком скверике, напротив, за областной библиотекой, ходили дневные собачники. Их было немного, но они были. Вот с самого края бродит с небольшим шерстяным клочком, окутанным со всех сторон в семь одежек, пузатый мужик, старательно выгуливающий свой живот и – на нем – этот клочок с терьеристой мордочкой. Можно спросить у него.
– Пьяного увезли, – только и сказал тот.
– Почему – пьяного? Он что – песни пел?
– Ну, а кого еще потащат волоком?
Разумно. Кого еще по улице попрут в машину, как труп? Пожалуй, только пьяного. Или – труп.
Илья поехал в магазин.
7.
У Ильи во рту все еще стоял клубничный вкус лилиных губ, которые чуть твердели в его губах во время поцелуев и как-то так раскрывались, будто выворачивались наизнанку. Было это благоприобретенное, или природа одарила ее такими влекущими сластен губами – он пока не понял. И говорил сейчас о другом:
– Никуда ты со мной не пойдешь. У нас мужской разговор.
– Пиво будете пить.
– Никакого пива. А хоть бы и пиво? Тебе-то что? Пиво – пивом, а разговор – разговором. Молокососам там не место.
– Я? – Возмущенно ткнула она себя пальцем в грудь. – Вот эта?
– Вот эта. А что ты думаешь, если Гольян тебя снимает в стиле «ню», ты уже большая?
– Но…
– И «но» роли не играет. Ты еще мелкая.
Лиля поняла, что ей своего не добиться и отступила:
– Ладно, я в кино схожу. А ты потом приходи – вот ключ.
– Не надо. Я поздно.
– Да и я в одиннадцать не ложусь.
Он не брал ключ.
– Под цветочный горшок положу, – вновь напомнила она.
Илья только головой покрутил отрицательно, но больше ничего не сказал.
Ее клубничный вкус спускался уже с его губ вниз по подбородку, шее, прямо по чертову адамову яблоку и ниже – к ямочке над грудиной, где сходились левая и правая грудинно-ключично-сосцевидные мышцы. Если такую мышцу шеи – хоть левую, хоть правую – жестко защемить между большим и согнутым в кулак указательным пальцем, а потом прижать еще и потянуть, то человек в состоянии болевого шока пойдет за тобой, как собака на поводке. Если, конечно, он не подготовлен специально; такой и через боль и ломоту