довести до корпуса?» – «Нет-нет, я сама дойду…». Мы пообщались всего несколько минут, и знали бы вы, как мне хотелось спросить Алексея Толстого про цвет «незабвенный закат»! Но я постеснялась и не спросила, а назавтра он съехал из санатория. А потом умер. Наверное, и я помру, так и не узнав, что же за загадочный цвет именуется «незабвенным закатом»…
…После этой лекции у студентов царило оживление. Спорили, правильно ли было не спрашивать, а кто говорил, что спросил бы обязательно.
– Ребята, да это же готовая новелла! – выкрикнул кто-то из студентов. – Прямо записывай эту историю и в журнале публикуй!
В этот момент было очевидно, что столь ясная мысль пришла не в одну голову… Отрывок из моего неоконченного рассказа тоже был попыткой «новеллы» про бабу Агу и её встречу с А. Н. Толстым.
Однако пора рассказать про невесёлый финал этой истории. К тому времени, как мы сдали все экзамены по языку и стилистике, наш курс был завершающим для бабушки Аги, в ясной памяти читавшей нам лекции на восемьдесят четвертом году жизни.
Страшно представить: в 1920 году она учила на рабфаке при УрГУ ещё лихих рубак гражданской войны, уверенных, что «буржуазную» орфографию отменят, – один из них, по воспоминаниям Даниловой, не согласившись с написанием мягкого знака в слове «учиться», сердито запахнул шинель и предложил студентам-фронтовикам: «Голоснём, ребята!». В 1935-м году, «поповну» Агнию Ивановну, рождённую на Урале в семье священника единоверческой церкви, переводили в машинистки как «социально чуждый элемент» – но с 1939-го она преподаёт на кафедре русского языка и общего языкознания, в 1945-м – и.о. доцента.
Нам просто повезло застать преподавателя такой судьбы с классическим дореволюционным образованием и воспитанием, более полувека обучавшего студентов Уральского госуниверситета. Мы были, можно сказать, последние её птенцы, предпенсионный выпуск Агнии Ивановны Даниловой… Возможно, поэтому почти всех, кто садился поближе к кафедре и на лекциях задавал вопросы, она знала по именам и любила, как любят последних студентов.
Я помню, как мы с однокурсником Борисом Минеевым уже по выходу Агнии Ивановны на пенсию нагло напросились к ней домой. Пришли с тортом и были встречены… Чай нам подала сестра бабы Аги со странным именем Бу́та, её весь курс знал заочно из-за увеличительного стекла. «Да что ж вы мелкими каракулями курсовые пишете? – сокрушалась иной раз в аудитории баба Ага. – Я как тетрадки ваши дома проверять сажусь, так сразу кричу сестре: «Бу́та, принеси сильную лупу…»
Чаёвничали в спаленке, где запомнилась лишь кровать с высокой спинкой. Смотрели старые альбомы легендарной бабы Аги. «Ну, где я на этом снимке?» – с хитрецой спросила она у нас с Борисом. На фотографии, сделанной перед отправкой сестёр милосердия на Первую мировую войну, стояли в два ряда молоденькие девушки-курсистки. К нашему удивлению, Агния Ивановна на давнем снимке оказалась