нас действительно нет. Но зато у нас на севере водятся вещи, которых у вас нет. У нас есть десятки тысяч превосходных лошадей, не таких пони, каких вы здесь разводите. На конской ярмарке в Фекампе мой гнедой затерялся бы в массе лошадей. А здесь, на юге, вы не встретите ничего подобного ему, хотя бы вы искали целый день.
– Не говорите об этом так уверенно, – ответил хозяин, глаза которого заблестели от торжества и выпитого вина. – Что вы скажете, если я покажу вам лучшую лошадь в моей собственной конюшне?
Я заметил, что при этих словах остальные присутствующие вздрогнули, а те, которые понимали наш разговор (двое или трое говорили только на своем патуа), сердито посмотрели на него. Я тотчас стал смекать, но, не желая этого выказать, презрительно засмеялся.
– Я поверю вам только тогда, когда увижу это собственными глазами, сказал я. – Я даже сомневаюсь, любезнейший, чтобы вы могли отличить хорошую лошадь от дурной.
– Я не могу отличить! – повторил он, хмурясь. – Еще бы!
– Я сомневаюсь в этом, – упрямо повторил я.
– В таком случае, пойдемте со мною, и я вам покажу, – сказал он, забыв прежнюю осторожность.
Его жена и прочие поселяне с изумлением посмотрели на него, но он, не обращая на них внимания, встал, взял в руку фонарь и отворил дверь.
– Идем, – продолжал он. – Так, по-вашему, я не могу отличить хорошей лошади от дурной? А я вам скажу, что я лучше вашего понимаю толк в лошадях.
Я нисколько не был бы удивлен, если бы его товарищи вмешались в дело, но, очевидно, хозяин играл между ними первенствующую роль. Во всяком случае, они хранили молчание, и через минуту мы были на дворе. Сделав несколько шагов в темноте, мы очутились около конюшни, той самой пристройки, которую я видел позади гостиницы. Хозяин откинул щеколду и, войдя внутрь, поднял фонарь вверх. Лошадь – хорошая бурая лошадь с белыми волосами в хвосте и белым чулком на одной ноге – тихо заржала и обратила на нас свои блестящие, влажные глаза.
– Вот вам! – воскликнул хозяин с торжеством, размахивая во все стороны фонарем для того, чтобы я мог лучше разглядеть коня. – Что вы скажете на это? По-вашему, это маленький пони?
– Нет, – ответил я, нарочно умеряя свою похвалу. – Довольно недурная лошадка… для этой страны.
– Для всякой страны, – сердито ответил он. – Для всякой страны, для какой угодно. Уж я недаром говорю это. Ведь эта лошадь… Одним словом, хорошая лошадь, – отрывисто закончил он, спохватившись, и, сразу опустив фонарь, повернулся к двери. Он так спешил оставить конюшню, что чуть не вытолкал меня из нее.
Но я понял. Я догадался, что он чуть не выдал всего, чуть не проболтался, что эта лошадь принадлежит господину де Кошфоре. Господину де Кошфоре, понимаете? Я поспешил отвернуться, чтобы он не заметил моей улыбки, и меня нисколько не удивила мгновенная перемена, происшедшая в этом человеке. Когда мы вернулись в залу гостиницы, он уж совершенно протрезвился и к нему вернулась прежняя подозрительность. Ему было