подходим к речке Суурлию, княже. Половцы на той её стороне. Много, не менее пяти сотен. А за ними виднеются вдалеке верхушки веж.
«Эти – наши! – возликовал в душе князь Игорь. – Этих – побьём! Вот и оправдание моему походу перед великими князьями. Слава тебе, Боже, слава Тебе!»
– С вежами, говоришь? Гонцов ко князьям – разворачиваться! Стрелков вперед! Эй, трубач, – «К бою!»
Застучали и смолкли копыта. Трижды протрубил зазевавшийся было трубач, потом снова и снова. Князь Игорь снова прищурился: половцы, похоже, тоже выстраиваются к битве, если так можно назвать суматошные переезды копейщиков взад-вперёд перед строем. А где же вежи? Тут до ушей его донеслись высокие, душу из человека вынимающие, если вблизи окажется, ни с чем на белом свете не сравнимые звуки: то скрипели немазаные оси половецких веж на колесах. Есть и вежи, есть! Половцы перегоняют их себе за спины, подальше в тыл.
Игорь выхватил из ножен меч и поднял его над головою, сверкающим остриём к небу. Это знак, в первую очередь, для Владимира, чья дружина назначена в передовой полк, и для Буй-Тура тоже, если не заснул в седле, что надо разворачиваться в боевой порядок, не дожидаясь гонца. А как разворачиваться, каждый князь и каждый боярин должны и во сне помнить. Вот он, густой топот копыт и матерный лай за спиной, справа и слева. Это средний полк, его, Игорева, дружина, разворачивается первым: эти бойцы готовы тотчас же вступить в бой, если понадобится. А понадобиться этот их ратный труд может в том случае, если задние дружины замешкаются, оставаясь в походном порядке, а враг уже ударит. Дружина Буй-Тура, правый полк, сейчас построится справа от него, а левый полк, дружина племянника Святослава, выедет налево. Долго, однако, возятся… Впрочем, и половцы не собираются наступать, остаются на том берегу речки, как там её? Ах да, Суурлия…
– Рагуиле!
– Чего тебе, княже?
– Чьей они орды? Ты рассмотрел ли?
– Значок какой-то хитрый – не разглядеть мне, княже… Ничего, возьмём пленных – разберёмся!
И то… Впереди Владимир худо-бедно выстроил свой полк. Князь Игорь опустил меч, убрал его в ножны и пустил вперёд Игруна. Не оглядываясь, почувствовал, что главный воевода со своим оруженосцем, знаменоносец, трубач и его собственный оруженосец последовали за ним. Они проехали в промежутках между десятками Владимировой дружины, ощетинившейся копьями и нестройно сомкнувшей щиты, и перед Игорем оказался Владимир, залитое кровью лицо которого при виде отца осветилось радостной улыбкой.
– Ты ранен? – бросил Игруна вперёд князь Игорь и тут же натянул поводья: понял уже, что сын оцарапалея, пытаясь утереть пот боевой железною рукавицей.
– Эти твои путивляне, батюшка, – пожаловался Владимир, по-прежнему белозубо усмехаясь. – Это же свет не видывал таких тупиц…
Князь Игорь только отмахнулся от него. Неужто уже, почитай, взрослому сыну никто, и сам он, Игорь, первый, не говорил, что настоящая война – это одна сплошная неразбериха? Обернулся к Рагуилу,