а также клеймила позором палачей из португальской охранки, в числе прочих заточивших в камеру смертников героического борца Мозеса Мванги. Они даже тогда какую-то резолюцию вынесли, по-юношески максималистскую: мол, категорически требуем от португальского империализма немедленно прекратить и не допускать впредь… Хотя, исторической точности ради следует заметить, Мазур с приятелями (хотя и были искренними комсомольцами, верившими всему, чему учили) больше пялились на активисточку, чем пылали праведным гневом: все-таки шестнадцать лет – это шестнадцать лет, стоял расцвет мини-юбок, ножки у активистки были ужас как хороши, не говоря уж о прочем, так что от фантазий зубы сводило…
А в общем Мозес Мванги был, без дураков, живой легендой. И пытали его в застенках не понарошку, и из камеры смертников он бежал всерьез, и лихо партизанил в лесах, и поезда под откос пускал, и потом, когда колонизаторы слиняли, в столицу входил с первым броневиком.
А когда пришла независимость, выяснилось, что настоящего-то лиха дядя Мванги еще не хлебал…
Он, конечно, не был ни романтиком, ни идеалистом, не тот дядька, но все же обладал некоторым набором принципов, от которых не хотел отступать, хоть ты его режь. Коррупцию и казнокрадство на дух не переносил, терпеть не мог, когда лидеры увешивали себя орденами от ушей до пяток и назначали сами себя генералиссимусами, отцами нации и младшими братьями вечности. А потому его принципы очень быстро вступили в категорическое противоречие с замашками новоявленных президентов. А если добавить, что Мванги и американцев вкупе с прочими натовцами недолюбливал, и к марксизму-ленинизму относился без всякого энтузиазма, предпочитая пресловутую африканскую самобытность, – легко понять, что жизнь у него была ох какой нелегкой. Каждый второй отец нации (и кое-кто из каждых первых) в конце концов то усаживал строптивца на нары, то прятал в ссылку, куда здешний Макар жирафов не гонял. Пристукнуть дядю Мозеса все же опасались ввиду невероятной популярности в стране – желание-то было, а вот надежных исполнителей подыскать оказывалось трудненько. Мазур знал совершенно точно, что в свое время фельдмаршал Олонго плешь проел советским товарищам, клянча, чтобы они своими силами ликвидировали где-нибудь в безлюдном местечке несомненного врага социалистических преобразований. Советские товарищи от такой чести вежливо, но решительно уклонились – Мазур подозревал, что не по врожденному благородству души, а исключительно для того, чтобы иметь в рукаве запасного туза…
Сейчас Мванги вроде бы был на коне, вот уже пару лет занимал пост спикера парламента, но краем уха Мазур слышал, что старина вновь пребывает в контрах с нынешним руководством, и в первую очередь с президентом. Так что следовало ожидать развития событий по заигранному сценарию…
Старик обернулся совершенно неожиданно:
– Вы что-то хотели спросить? У вас такой вид…
Мазур усмехнулся:
– Правду говорят, что у вас постоянно клинок в трости?
Мванги улыбнулся в ответ –