Валерий Тимофеев

БорисЪ


Скачать книгу

страницами видеть стал. Стихи особенно. Вроде, и по памяти вспоминаешь, а как по написанному читаешь!

      Мелкий поместный дворянчик Рафаэль да Валентин, прям как Дартаньян, юношей рванул в большой город – искать себя. Традиция у них, у французов, что ли, такая – всем в столицу надо, на люди. Только один шпагой себе дорогу прокладывал, а другой так себе, ни рыба ни мясо – все ему надо, чтобы кто-то преподнес на блюдечке. Встретил первые трудности и сник – не обучен с ими бороться! Вот и пошел топиться. Да случайно по дороге забрел в лавочку всяких там музейных древностей, а по-нашему к старьевщику. И увидел кусок старой кожи и надпись на ём секретная, в смысле, что загадочная. На древнем языке, на санскрите. Что-то типа такого.

      «Обладая мною, ты будешь обладать всем, но жизнь твоя будет принадлежать мне… Желай – и желания твои будут исполнены… При каждом желании я буду убывать, как твои дни…»

      Вот он и купился. И получил все и сразу. А взамен чем отплатил? А пообещал отдать какую-то часть своей еще минуту назад никчемной жизни, которую он же сам и собирался выбросить за ненадобностью в мутную реку. По правде выходит, этот Рафаэль ни за что тут же получил всё. А в конце, дурик, запаниковал.

      С чего, спрашивается, ежли тогда еще, в лавке той, богову душу продал, конец такой для себя выбрал и довольный со всех сторон был? Или лучше было в реку с головой и весь путь?

      Я весь остаток дня и ночь пережевывал роман, заостряя внимание то на одной выплывшей части, то на другой. И сейчас, не читая его, а прогоняя по своей памяти, увидел много чего нового.

      Помню, когда я, еще в первый свой приезд в Свердловск, прочитал по рекомендации кого-то из тамошних литераторов этот труд Бальзака, был зачарован им, и мы долго спорили о книге, каждый по своему трактуя ее под свою сущность.

      – Ну и что тут плохого? – запальчиво защищал Рафаэля большой литератор Харитонов. – Брось-ка на чашу любому из нас разную ношу и поглядь – чего он выберет?

      – А что на твоей чаше?

      – С одной стороны двадцать лет в забвении, в нищете или в тюрьме.

      А в другой чаше?

      – А с другой стороны один год в почете, в богатстве и на воле.

      Когда так вопрос ставится, ну какой еще тут может быть ответ? Ведь перед каждым очевидное, и выбирать тут нечего.

      – Просто возьми и посчитай, – давит на нас своим авторитетом Харитонов, – сколько наших, нам отпущенных дней, сжигаем мы зазря?

      Ан нет! Мы картину гнать любим! Кто для показу, кто изнутря – спорили до пены изо рта. Но в большей части, и это лезло наружу, каждый был немного этаким Рафаэлем, каждый был готов часть себя, кто – больше, кто – меньше, бросить в огонь, только бы сию минуту или в сей час иметь чего-то больше, чем у него имеется.

      Оно ж в нас так прилеписто сидит, – найти мешок с деньгами завсегда легшее, чем его заработать. Это ж у нас с кровью впитано, со сказками да с опытом.

      У нас Иван-Дурак