стих, оставив на спине струйки пота. Кофта неприятно липла, хотелось её одёрнуть. Роза терпела, осматриваясь боковым зрением, но мало что видела…
Тревога с тишиной как сговорились, давили на глаза и уши. Гнетущее безмолвие испытывало на прочность. С одной стороны, Роза мечтала, чтобы сокамерницы оставались немыми, с другой, если будут молчать, она не выдержит и закричит.
Откуда-то возник панический страх, слышалось повторение вопроса: «Кто ты, ты кто, ты…». Он звучал в сопровождении издевательского смеха, подталкивая к желанию немедленно умереть. Вопреки всему пробудилось любопытство: «Интересно, за кого они меня принимают? Впрочем, пусть что хотят, то и думают. Наверно, всё же надо заговорить», – определилась Роза с действием и произнесла осипшим от тревоги голосом:
– Здравствуйте, я… Роза.
Оглушил дружный смех…
– Ха, уморила! С какой помойки цветочек выдрали? – отозвалась одна из вероятных соседок.
Роза опустила голову и поняла, что напрочь забыла о своей внешности. Обуял подлинный стыд. Утратив над собой контроль, кинулась к двери и заколотила тупым носком башмака. Она просила увести от света, давящего на глаза, воздуха, кружащего голову, и злой чистоты камеры вместе с обитательницами.
«Лучше туда, к мохнатым подружкам!» – требовал инстинкт самосохранения. Роза не знала, что никто не собирался ей вредить, а говорившая – просто досужая баба. А каждая из сокамерниц вспомнила себя, как когда-то мялась в нерешительности у двери, с желанием вернуться обратно.
Ситуацию разрешила пожилая женщина, взяв Розу за руку.
– Уймись, никто худого ни мыслил. Что ржали? Так и мы Розы! Аль, вывеску упустила, заходя сюды? Ладныть, проходь, – предложила та.
Роза упёрлась.
– Фу смердит! Не… как не верти, в горшке мойка точно не в жилу. А набычилась-то! – влезла первая неприятная особа.
Она вытянула худую шею и почесала. Роза подметила своеобразную костлявость пальцев. Обладательница тощих рук, уловив на себе внимание, подалась вперед, откидывая назад плечи, выпячивая почти присохший к спине живот. Розе показалось, что сквозь майку разглядела ребра нахалки. Виляя плоским задом, та предложила:
– Можа побратаемся? – чудачка сильно оттянула полосатые лямки на своей майке и резко их отпустила.
– Как, это?…
– Ба… да ты фонарь, как есть, дурилка плюшевая! – прогнусавила худющая, раскачиваясь на жердочках ног, показывая в ухмылке гнилушки зубов.
«Пьяная, что ли…» – промелькнула у Розы крамольная мысль.
– Э… Чюнька, сюда зырь! – потребовала нахалка, ткнув пальцем себе в грудь.
Она взялась изъясняться малопонятной лексикой, говоря, что они не какие-то там коблыхи и кичу отсвечивают в законе. Что касаемо неё, сама забыла, в которой ходке. Посему, Розе не придётся тереться на шконке в кайф. Ещё худышка часто повторяла: – «Просекла, бляда?» – хлопала Розу по плечу, подмигивая женщинам.
Роза смотрела сверху вниз, так