из кареты, и убитых стражников. Это в духе Салданьи – разобраться с обидчиком самому, с глазу на глаз.
– Сейчас не время, – ответил капитан.
На это альгвасил с расстановкой и тоном спокойного упрека ответил:
– Мне… кажется, Диего… ты забыл… с кем разговариваешь.
Поглядывая на то, как тускло мерцает перед ним полоска стали, Алатристе в нерешительности поднял было и вновь опустил свою шпагу.
– Не хочется мне с тобою драться. Как-никак представитель закона…
– Ничего, сегодня я не взял с собою жезла.
Алатристе в досаде прикусил губу – сбывались его худшие подозрения: дальше лезвия своей шпаги Салданья его не пропустит.
– Послушай, – предпринял он последнюю попытку. – Давай договоримся. Сейчас не могу… Мне предстоит сегодня одна очень важная встреча…
– А я на твои встречи плевать хотел. Плохо, что наша с тобой последняя встреча оборвалась на середине.
– Ну забудь ты про меня хоть на сегодня. Обещаю вернуться и все объяснить тебе.
– Засунь себе свои объяснения…
Алатристе со вздохом провел двумя пальцами по усам. Они с Салданьей слишком хорошо знали друг друга. Стало быть, делать нечего. Он стал в позицию, а лейтенант отступил на шаг. Было темно – клинки, однако, различить можно. Почти так же темно, меланхолически подумал Алатристе, как в ту ночь, когда этот самый Мартин Салданья, Себастьян Копонс, Лопе Бальбоа, он сам и еще пятьсот испанцев осенили себя крестным знамением, выскочили из траншеи и полезли по земляному валу на бастион «Конь» в Остенде. Вернулась половина.
– Ну давай, – сказал он.
Зазвенели, столкнувшись, лезвия шпаг. Алатристе знал, с кем имеет дело: они и воевали бок о бок, и часто фехтовали в шутку на деревянных рапирах. Салданья был человек умелый – несуетлив, да проворен. Капитан начал бурный натиск, надеясь первым же выпадом задеть его, но противник, чуть отступив, чтобы открыть себе пространство для маневра, немедленно провел ответный удар – простой и прямой. Теперь пришлось попятиться капитану, и стена, прежде прикрывавшая его, теперь мешала ему, сковывая движения. Кроме того, он на миг потерял из виду блеск вражеского клинка. Развернувшись на месте, он яростно рубанул наотмашь и тотчас увидел летящую сверху шпагу Салданьи. Отбил, отпрянул, мысленно выругался. Конечно, темнота уравнивает шансы и победа становится делом случая, но все же он, Алатристе, владеет шпагой лучше своего противника, и надо просто измотать его. Все дело в том, сколько времени для этого понадобится и не случится ли так, что, вопреки намерению лейтенанта свести с ним счеты один на один, какой-нибудь патруль услышит шум схватки и орава стражников поспешит на выручку своему начальнику.
– Любопытно, кому отдаст твоя вдова жезл альгвасила? – осведомился Алатристе, делая два шага назад, чтобы перевести дух и оторваться от противника.
Он знал, что Салданью вывести из равновесия невозможно, покуда не затронута его жена. Но если затронут – берегись. Злые языки утверждали, что и должность свою, и чин