свою спальню в Букшоу в его святилище. Перед поездкой я предложила водрузить алтарь на телегу и повезти с собой, как это делали в Средние века.
– Можем прицепить его к «роллс-ройсу» сзади, – сказала я. – Только подумай, как это удобно. На случай абстинентного синдрома у тебя под рукой будет все: портрет божественного Чарльза, свечи, благовония, первые издания «Холодного дома» и «Посмертные записки Пиквикского клуба».
Мне пришлось спасаться бегством из-за стола, потому что Даффи обрушила на меня град из черносмородиновых булочек, вдвойне смертоносных, поскольку их пекла миссис Мюллет.
Что касается меня, я расквартировалась в крошечной комнатке в задней части трактира, которая, как заверил меня хозяин, когда-то была обиталищем менестреля.
– Не беспокойся, если услышишь ночью странные голоса, – доверительно сказал он. – Большей частью они безвредны, хотя последняя леди, которая их слышала, сошла с ума, и на нее надели смирительную рубашку! – к концу речи он перешел на театральный шепот.
Я проигнорировала его откровения.
Взгляд в узкое окно дал мне понять, что единственные голоса, которые я могу тут услышать, принадлежат старикам, сидящим за столиками посреди сада с большими кружками эля.
Я подняла засиженные мухами жалюзи повыше, чтобы впустить в темную комнатушку больше света.
Мебели тут было, прямо скажем, немного: маленькая кровать, ночной горшок под ней, дешевый деревянный стол с кувшином и тазиком, лампа со свечой и стеклянной дымовой трубкой – видимо, на случай необходимости ночью, – стул, который словно попал сюда с картин Ван Гога, умывальник, по всей видимости, повидавший еще средние века, маленькая электрическая плитка и овальное пожелтевшее зеркало.
Доггер принес из «роллс-ройса» мой маленький дорожный чемоданчик. В отличие от Даффи, которая заставила нас взять с собой деревянный ящик с полным собранием сочинений Чарльза Диккенса в двадцати шести пухлых переплетенных в красную кожу томах, я взяла только самое необходимое: зубную щетку и «Принципы и практику медицинской юриспруденции» Тейлора. Чтобы облегчить вес, я взяла только второй том этого выдающегося труда, тот, где говорилось о ядах.
Я подождала, пока хозяин трактира с его историями о привидениях уйдет из зоны слышимости, и закрыла дверь.
– Доггер, – спросила я, – где хоронят казненных убийц?
– Ну, мисс Флавия, – ответил Доггер, – в разные эпохи по-разному. В восемнадцатом веке трупы оставляли на виселице, чтобы их склевали птицы.
Я с наслаждением вздрогнула, услышав эти слова.
– Некоторых хоронили на перекрестках, – продолжил Доггер, – как и самоубийц, пока в двадцатых годах восемнадцатого века эту практику не запретил парламент.
– Почему на перекрестках? – поинтересовалась я.
– Люди верили, что пересечение четырех дорог помешает привидению найти дорогу домой.
– А сейчас? – я так волновалась, что с трудом произнесла вопрос.
– Сейчас, – ответил Доггер, – трупы казненных убийц являются собственностью