известного высказывания дореволюционного юриста Г.Ф. Шершеневича о том, что «в то время, как юристы занимались исключительно толкованием и систематизированием норм положительного права, философия права разрабатывалась по преимуществу лицами, весьма мало или даже вовсе не причастными к правоведению. Они изучали право, как оно дано им в нормах, не задаваясь мыслью о том, каким оно должно быть, и даже может ли оно быть иным, а философы создавали идеальное право, не зная, что такое право в действительной жизни и как применяются его нормы»[63].
3. Становление теории государства и права в советской юридической доктрине.
Окончательный триумф теории права над философией права связан с тем, что она в большей степени отвечала задачам построения и укрепления молодой советской государственности и в меньшей степени вызывала ассоциации с потерпевшим крушение царским режимом. В этом плане знаменитый «философский пароход», на котором из страны было выслано более 200 представителей старой дореволюционной интеллигенции, которых, по выражению Л.Д. Троцкого, «расстрелять не было повода, а терпеть было невозможно» (в том числе Н.А. Бердяев, С.Л. Франк, И.А. Ильин, С.Е. Трубецкой и др.), – явление глубоко символичное.
Современные исследователи отмечают, что с конца 30-х гг. прошлого века (важнейший рубеж – Совещание по вопросам науки советского государства и права 16–19 июля 1938 г.) в нашей стране утвердилась единственная общетеоретическая юридическая дисциплина – теория государства и права[64].
Этому способствовал известный спор о том, какое место должно занимать в молодой советской государственности право и как именно его понимать. Дело в том, что сразу после крушения Российской империи господствующим мировоззрением в среде победивших политических сил были в целом правовой нигилизм и так называемое революционное правосознание, которое ставилось выше права. К этому стоит добавить известный марксистский тезис о грядущем отмирании государства и права, которые, по выражению Энгельса, прогрессивное человечество вскорости отправит в музей древности, прямиком к прялке и бронзовому топору[65]. Характерно, например, следующее высказывание А.Г. Гойхбарга: «Религия и право – идеологии угнетающих классов, постепенно сменяющие одна другую. И если нам еще в настоящее время приходится ожесточенно бороться с религиозной идеологией, то в еще гораздо большей степени нам придется бороться с правовой идеологией. Всякий сознательный пролетарий знает в настоящее время или, по крайней мере, сотни раз слышал, что религия – опиум для народа. Но редко кто, мне кажется, сознает, что право есть еще более отравляющий и дурманящий опиум для того же народа»[66].
Хотя некоторые ученые и признавали снисходительно, что право может использоваться в качестве инструмента для борьбы революционера на определенном этапе. Например, Е. Пашуканис, анализируя воззрения В.И. Ленина на право, писал: «Для всякого революционера характерно стремление