Фелиситэ де Суз, поразительно красивая молодая женщина с большими темными глазами, широким ртом и таким выражением тонкого лица, мол, сам черт ей не брат.
– Дорогая! – воскликнула она. – Ты просто рай во плоти! – Она с пылом расцеловала Карлайл.
Лорд Пастерн все еще хлопал и напевал. Подхватив мотив, падчерица понемногу начала вести, потом, вытянув палец и им размахивая, стала дирижировать. Они улыбнулись друг другу.
– У тебя очень даже мило получается, Джордж, – сказала она.
Карлайл задумалась, а какое впечатление сложилось бы у нее, будь она совершенно чужой в этом доме. Заявила бы она, как леди Пастерн, что ее дядя эксцентричен до умопомешательства? «Нет, – подумала она, – скорее всего нет. В нем есть какое-то пугающее здравомыслие. Он переполнен энергией, он говорит именно то, что думает, и делает именно то, что хочет делать. Но он – как карикатура на себя самого и не заглядывает дальше следующей минуты и ничего не делает наполовину. Впрочем, – размышляла Карлайл, – кому из нас не хотелось однажды сыграть на большом барабане?»
С жаром, показавшимся Карлайл неубедительным, Фелиситэ бросилась на софу подле матери.
– Ангел! – воскликнула она экспансивно. – Не будь такой гранд-дамой. Мы с Джорджем веселимся!
Выпростав руку, леди Пастерн встала.
– Мне нужно переговорить с Дюпоном.
– Позвони, пусть придет Спенс, – сказал ее муж. – Зачем тебе самой заходить на территорию слуг.
С превеликой холодностью леди Пастерн указала, что при нынешней нехватке продуктов те, кто желает сохранить услуги и добрую волю повара, не посылает ему в семь вечера записку о том, что к обеду будут еще двое. И вообще, вне зависимости от ее великого такта Дюпон скорее всего уволится.
– Он накормит нас обычным обедом, – возразил ее супруг. – Три перемены блюд от мсье Дюпона!
– Очень остроумно, – холодно ответила леди Пастерн. И на том удалилась.
– Джордж! – начала Фелиситэ. – Ты победил?
– Чертовски хотелось бы так думать! В жизни не слышал ничего нелепей. Попробуй пригласить на обед пару человек, и твоя мама разыгрывает из себя леди Макбет. Пойду приму ванну.
Когда он ушел, Фелиситэ с широким беспомощным жестом обратилась к Карлайл:
– Ну и жизнь, милочка! Каждую минуту пляшешь на краю вулкана, никогда не зная, будет ли извержение! Полагаю, ты уже все про меня слышала?
– Кое-что.
– Он безумно привлекателен.
– В каком смысле?
Фелиситэ с улыбкой тряхнула головой.
– От него со мной такое творится, ты, моя дорогая Лайл, даже вообразить себе не сможешь.
– Он, случаем, не ловелас, ну, из тех, что прыгают с цветка на цветок?
– Да прыгай он хоть как мячик в пинг-понге, а я и глазом не моргну. Для меня он просто рай, нет, самый настоящий рай.
– Ну же, Фэ, – пожурила Карлайл. – Все это я уже слышала. Где тут подвох?
Фелиситэ глянула на нее косо.
– О чем ты? Какой подвох?
– В твоих молодых людях всегда есть подвох,