Больше всего света падало на круглый стол, стоявший в середине и окруженный несколькими креслами. Владимир сидел вполоборота к гостю. У стены стоял низкий дубовый шкаф, в котором лежало примерно три десятка книг. Если бы не усталость, Патрик, наверно, оторопел бы от такого богатства. Книги не были прикованы цепями, как в монастырях.
– Князь, Конрад не виноват…
Владимир поднял руку, обрывая гостя.
– Возьми книгу. Любую.
Патрик выполнил волю князя.
– Открой ее…
Старый переплет заскрипел, как снег под ногами. Взору гостя предстали червленые буквицы, похожие на зверей. Линии переплетались луковичными изгибами. Патрик попытался прочесть слова.
– Не понимаю, что здесь написано.
– Это славянские буквы, – сказал Владимир, – их придумали наши апостолы – Кирилл и Мефодий. Нашлись хулители, которые сказали, что не следует иметь своих букв другим народам, кроме евреев, греков и латинян, потому что на этих языках были надписи на кресте Господнем. Услышав это, Римский Папа осудил хулящих славянские книги и сказал: «Да исполнится слово писания – пусть восхвалят Бога все народы». Вот здесь мое княжество. Когда-нибудь я умру. Мои города и угодья примет новый владелец. Но это я унесу с собой. Похожая зала есть в другом моем городе – Любомле. Здесь и там я принимаю князей. И тебя вот.
Патрик тряхнул головой, словно отгоняя дремотное наваждение, закрыл книгу и почувствовал запах пыли.
– Конрад не виновен, – повторил Патрик.
– Я знаю.
– Как? – Патрик выпучил глаза и раздул ноздри, готовый возненавидеть русского князя.
– Присядь, – сказал Владимир, – я прошу тебя, святой отец, сядь.
Патрик сел. Владимир кивнул.
– Когда ты убыл с моими послами к Конраду, ко мне прибыли послы Болеслава Стыдливого, старого князя Кракова и Сандомира. Болеслав велел передать мне: «Напрасно Конрад отпирается перед тобой. Это он приказал перебить твоих людей! Он возложил на тебя большой позор перед всеми! Отомсти Конраду! Смой с себя этот позор!» Тогда я призвал своих воевод – Василько Слонимского, Желислава и Дуная и приказал им вступить в пределы Мазовецкого княжества. Три дня назад вернулись мои следопыты, которых я послал к Пултуску. Они нашли след убийц, ведущий на восток вдоль Буга и потом теряющийся в глубинах леса. Только тогда я понял, что это не Конрад.
– Тогда останови войну.
– Вчера я послал гонцов к моим воеводам.
– Ты понял, что Конрад не виновен три дня назад, но послал гонцов только вчера?
– Ты храбр, Патрик. Я видел не так много священников, которые разговаривали с князьями так же бесстрашно. Я не потерпел бы таких речей от монаха при моих подданных, но раз мы одни, я отвечу тебе, как перед Богом. Думаешь, я люблю войну? Нет. Меня все чаще называют книжником, как бы в укор, с усмешкой, словно намекают, что князь должен быть воином. В последние годы я редко хожу впереди войска. Посылаю воевод. Я не боязливый – повоевал в молодости. Война не радует меня. Боль, смерть, бабий вопль, детский