хуже, сейчас он подбрасывал на руках младшую сестренку, четырехлетнюю Рудию. Все женщины вокруг представляли себе, как будут вплетать в его волосы свадебные бусины. Многие из них уже обращались к Нурати с просьбой позволить им выносить его первого ребенка, и никто даже не пытался этого скрыть. Измай глубоко вздохнул, задаваясь вопросом, хватит ли в реке рыбы, чтобы наполнить его хрупкую фигурку такими мышцами. Он унаследовал изящное сложение и нежные черты матери, которые смотрелись несуразно на фоне доставшихся от отца длинных рук и ног. Маленьким мальчиком Измай с удовольствием внимал умилительному кудахтанью матерей, которые дивились его густым ресницам и хорошенькому личику.
Но в пятнадцать лет такая похвала была невыносимой.
Его кузина Ханней, сестра по оружию Сулеймы, тоже оказалась в рядах поклонниц Таммаса. Ее бритая светлая макушка все еще выделялась на фоне лица и блестела от масла сисли. Ханней была одета в воинскую куртку, украшенную маленькими медными колокольчиками, и в подвернутые до колен штаны. Колокольчики сверкали у нее на запястьях и обнаженных щиколотках, а также на тонкой цепочке, которая соединяла кольцо на носу с кольцом в ухе, мягко поглаживая нежную кожу у нее на щеке. Ханней являла собой поэтическое воплощение сагаани, чистой пустынной красоты, вышедшей на охоту за первой любовью. Измаю казалось, что, хотя его брат и раздавал всем улыбки, как цветы, его глаза любовались ею больше, чем остальными. Все знали, что Таммас Джа’Сайани еще ни разу не удостоил своей благосклонностью ни одну девушку во время Айам Бината. Возможно, в этом году все изменится…
Измай снова вздохнул и проглотил еще одну горсть рыбьей мякоти. Шкура зажарилась до идеально хрустящей корочки, отдавала кислинкой и была в равной степени соленой и перченой. Он твердил себе, что не завидует брату, окруженному толпой воздыхательниц. Сказать по правде, Измаю хватило бы и одной.
Овечья голова раскололась надвое, и обе половины полетели на трибуны – к пущей радости всех, кого не забрызгало мозгами.
Первая воительница Сарета стояла на высоком помосте рядом с матерью Измая, улыбаясь так, словно они никогда не были соперницами. Возле нее были повелительница снов и истаза Ани, и вся троица наблюдала за игрой малышни. Главная воительница прайда на голову возвышалась над заклинательницей и обладала более гибкой фигурой, чем верховная наставница. Виски Сареты были гладкими, и сотня черных, длиной до колен, посеребренных сединой косичек сбегала от ее поражающего воображение головного убора с плюмажем из перьев львиной змеи. Главная воительница была одета в традиционные штаны и украшенную бусами и косточками куртку, а на боку у нее сверкал изящный золотой шамзи, знаменитый солнечный клинок пустыни.
Она была стара – старше самой истазы Ани, – и ее лицо избороздили время и солнце, острия клинков и ветер. Смеющиеся ястребиные глаза были прикованы к арене. Измай не сомневался, что эти глаза присматривались к грядущему, взвешивали