на ощущении его языка у себя во рту и его пальцев у себя в волосах. Она не открывала глаз. Она не замечала ничего, кроме него.
Она слегка охнула, когда он опустил руку на ее бедро и переместил ее тело так, чтобы ее промежность оказалась как раз напротив его напрягшегося мужского органа.
Его губы стали более агрессивными и буквально атаковали ее губы. Ее еще никогда не целовали так крепко. И так тщательно. Ей показалось, что он находится повсюду вокруг нее, а ведь это был всего лишь поцелуй. «Dios mío». Интересно, какой была бы… настоящая близость с ним?
«Ты этого никогда не узнаешь, потому что то, что сейчас происходит, – это всего лишь имитация».
Однако помнить об этом стало очень трудно после того, как он приподнял свои бедра и прижал их к ее бедрам. Было трудно помнить, что все это всего лишь мистификация, когда она начала стонать и давить нижней частью живота вниз, на твердый выступ у него между ногами.
Он стал целовать ее еще крепче, а она продолжала раскачиваться и тереться об него, пока ей уже не захотелось сорвать с себя и с него одежды. Она не хотела, чтобы между ними находились какие-то барьеры. Ей хотелось, чтобы их тела вообще ничего не разделяло. Ей хотелось ослабить то напряжение, которое он в ней вызвал. Ей показалось, что в ее животе сжалась какая-то пружина. Из нее стали вырываться какие-то дикие звуки, которые он гасил своими губами. Это было мучением. Восхитительным мучением.
Рядом с ней послышалось хихиканье.
– Если ты не хочешь делиться, тогда тебе лучше найти себе отдельную комнату, потому что, черт меня побери, я распаляюсь, глазея на вас двоих.
Английский, возможно, и не был ее родным языком, но Грасиэла без труда поняла смысл слов Маркуса, пусть даже они и показались ей невероятными из-за того, что их произнес ее пасынок, которого она знала на протяжении более чем половины его жизни. И почти половины ее жизни. В ее присутствии он всегда вел себя исключительно как джентльмен. Возможно, она его толком не знала. Как не знала толком и его отца. Не знала до тех пор, пока уже не стало поздно, то есть пока она не произнесла брачный обет.
Грасиэла, ахнув, полностью вернулась к реальной действительности, все еще сидя верхом на коленях лорда Стрикленда. Ее широко раскрытые глаза увидели его – не менее широко раскрытые – глаза, и она поспешно прижала пальцы к своим подрагивающим губам.
Чары развеялись.
Глава 5
Колин сказал самому себе, что этот поцелуй – всего лишь уловка с целью заставить Отенберри подумать, что он, Колин, серьезно увлекся этой женщиной и не желает делиться ею ни с кем. Целовать ее сейчас означало защищать ее. Оберегать ее.
Вообще-то это означало защищать не только герцогиню, но и Отенберри. Он знал, что его друг отнюдь не обрадуется, если обнаружит ее здесь. Он знал это точно так же, как и то, что ей отнюдь не хочется, чтобы ее пасынок узнал в этой вот женщине ее. Так что уберечь нужно было их обоих. Уберечь от потенциально неприятной ситуации. Он старался для них, а не для самого себя.
А потому он мысленно сказал