не состаришься…»
А где ты сейчас мытаришься?
Не в адской ли чаше с серою?
– Кутилов воскресе!
– Верую!
Ты можешь отчалить в смерть, но я —
Твоя правота посмертная.
Хмельная, босая, вешняя —
Держава твоя нездешняя,
Козырная и кутящая —
Русь-матушка настоящая!
И отдано Богу – богово,
И отдано волку – логово.
Стихи не горят, поэтому —
Поэту дано
Поэтово.
Не только о пиджаке
Кто я такой? – Поэт. Брехун. Чудак.
Меня таким придумали – не вы ли?
Ромашками давно зарос пиджак.
И валенки грязны от звёздной пыли.
У времени прибой есть и отбой.
Я установлен, как закон, в природе, —
Не бегая за модой, быть собой,
Ведь солнце, не меняясь, вечно в моде.
Пусть дни текут, как чёрная волна!
А у меня – на берегу заката —
Среди волос запуталась луна,
А губы пахнут космосом и мятой.
Бог поцелуем мне обуглил лоб,
И мне плевать, что обо мне болтают:
Какой неряха, чудик, остолоп, —
Пиджак цветёт, и валенки сияют!
Гагарин
Всё там было: красные знамёна,
Песни, танки, вольность и покой.
Звёзды над Кремлём чадили сонно,
А Гагарин помахал рукой…
Помахал – и улетел за небо,
В те края, пустые навсегда,
Где над нами – так до слёз нелепо —
Светится огромная звезда.
Вечером иду домой по скверу,
А в бездонном небе надо мной
Мраморные плачут пионеры
И Гагарин машет мне рукой.
Я теряю юность, счастье, веру,
Сам себя казню слепой строкой,
Но Господь глядит сквозь стратосферу,
И Гагарин машет мне рукой.
Кажется, настолько мир бездарен,
Что что хочешь можно совершить,
Только с неба машет мне Гагарин,
И ещё, наверно, можно жить.
Кем, кому, зачем я был подарен?
Сам не свой, ничей и ни при чём…
Только в небе светится Гагарин
И, яснея, машет мне лучом.
Георгий Иванов
Среди миров, в кольце враждебных станов,
Ничьим адептом я не прослыву.
Не видел я, как умирал Иванов,
А кажется, что вижу наяву:
Стихи в тетрадь записывая резво,
Куря, в пальто, заношенном до дыр,
Презрительно, язвительно и трезво
Смотрел на этот ядовитый мир.
Сутулясь, сам в себя свернувшись слепо,
Сложив себя в осьмушку, словно лист,
Он умирал, опасный и нелепый,
Бессмертный православный нигилист.
Ничей, одной лишь музыке послушный,
Он вслушивался в ритмы тёмных нот.
Стихи текли, угрюмо-равнодушны
К тому, что их поэт вот-вот умрёт.
Стихи