теперь к оставленному выше (§ 273) без ответа вопросу о кажущихся ограничениях строгой обязанности возмещения ответчиком.
I. Первое из этих ограничений сводится к тому, что истец продал бы спорную вещь, если бы она была у него в подходящее время, и именно тем самым предотвратил бы любой убыток для своего имущества. Естественно, мысленно к этому следует добавить, что истцу следовало бы доказать, что он продал бы ее.
Если мы рассмотрим сначала вопрос в общем, согласно сути правоотношения, то указанное утверждение покажется нам весьма сомнительным. Тот, кто обязан вернуть вещь другому и не делает это, допуская настоящую просрочку, сознательно совершает тем самым противоправное деяние, следствием которого, в частности, будет то, что до поры до времени для кредитора невозможна продажа вещи[289]. От этого ущерба при случайной гибели вещи он может защитить противную сторону только полноценным возмещением, т. е. уплатой ему стоимости вещи. В этом случае, стало быть, лишение возможности продажи оказывается мотивом строгой обязанности. Посредством высказанного выше утверждения этот мотив следует превратить в условие, так что истец мог бы требовать возмещение только в том случае, если бы он доказал, что воспользовался бы указанной возможностью, т. е. продал бы на самом деле. Но вследствие этого все правило полностью утрачивает силу. Ведь доказательство того, что истец сделал бы нечто при определенном (ныне отсутствующем) условии, невозможно само по себе в качестве настоящего доказательства, так что те, кто его все же требуют, будут вынуждены вместо доказательства допустить определенную фактическую вероятность, которая, однако, на самом деле не является доказательством[290]. Это становится особенно понятно именно в данном случае, поскольку даже тот, кто решительно намеревался продать, не сможет искать и найти покупателя до тех пор, пока у него нет владения вещью (в случае личных исков о традиции – даже собственности). Таким образом, согласно этому общему рассуждению, мы вынуждены считать неудавшуюся продажу истца мотивом всей нормы права, а не условием ее применения.
Посмотрим теперь, как понимает этот вопрос римское право.
А. О просрочке в случае личных исков в большинстве из многочисленных фрагментов римского права об этом вообще ничего не сказано. В них говорится о безусловной обязанности ответчика возместить случайную гибель – без каких-либо исключений и без упоминания неудавшейся продажи истцом.
Продажа упоминается в единственном из этих многочисленных фрагментов, автором которого является Ульпиан, притом в следующих словах[291]:
«Item si fundus chasmate periit, Labeo ait, utique aestimationem non deberi: quod ita verum est, si non post moram id evenerit: potuit enim eum acceptum legatarius vendere».
Здесь дело понимается точно так, как я только что попытался его обосновать согласно общим рассуждениям. Обязанность возмещения с момента просрочки высказана безусловно. Мотивом обязанности названа просто возможность продажи, но гипотетическая реальность продажи не превращается в условие, без доказательства