Свои подписи поставили Винцент Гонсевский, жмайтский бискуп Петр Парчевский, виленский бискуп Юрий Тышкевич, маршалок лидский Тахвиль Дунин-Раецкий, полковник войска ВКЛ Гедеон Дунин-Раецкий, воевода минский Юрий Дунин-Раецкий, староста стародубский Самуэль Абрамович, харунжий черниговский Габриэль Гулевич, главный патрон Витебского кальвинистского сбору Ян Храповицкий, великий писарь ВКЛ Ян Станкевич… Представитель полоцкой шляхты харунжий Казимир Корсак, известный в ВКЛ аристократ, на полях Кейданской Унии напротив своей подписи от себя лично добавил, что переходит в шведское подданство, «имея свою собственность в воеводстве Полоцком в пределах уже московских, а на этот час пребывая здесь как изгнанник»… Желающих авторитетных шляхтичей было так много, что официальные подписи решено было отложить на следующий день, иначе приехавший бы на бал Магнус Де ла Гарды бала бы не увидел… Однако, как стало известно, некоторые литвинские шляхтичи-католики, стоявшие обозом под Гродно, отказались признавать Унию, оставшись на стороне Яна Казимира. Не подписал документа к удивлению Януша и жмайтский староста Глебович.
Кмитичу на этот раз не было времени серьезно размышлять о разрыве союза «обоих народов», он вертел головой, ища в тесном переполненном людьми зале дворца Алесю. Под громкий торжественный парадный гимн и аплодисменты в зал вошел Де ла Гарды в своем красивом голубом камзоле, расшитым позолотой. Но Кмитич искал глазами лишь одну Алесю. Он вдруг стал жутко волноваться за нее… Доехала ли? Ведь казаки могут шнырять по всем дорогам!.. Лишь об Алесе были все его мысли, он часто вздрагивая оборачивался, но ошибался, то были другие дамы. «Неужели не приехала?» – думал Кмитич, нервно кусая губы… – Лаба диена! – кто-то поздоровался по-жмайтски за спиной Кмитича милым девичьим голоском. Полковник быстро оглянулся, узнав этот голос. Узнал бы его из миллиона голосов!
– Алеся! – Кмитич бросился к ней навстречу и едва сдержался, чтобы не стиснуть девушку в объятиях. Он крепко-крепко схватил ее руки, сжал в своих сильных теплых пальцах, пожирая взглядом, смотрел ей в глаза. Оба смеялись. Это был смех радости от долгожданной встречи.
– Ты не изменился, – сказала пани Биллевич, счастливо улыбаясь, – глаза такие же серые! А вот твой костюм другой! Я тебя сразу не узнала в нем.
– Плевать! Не до костюмов с туфлями на красном каблуке! – Кмитич на этот раз был в своем привычном литвинском камзоле, в меховой шапке с ястребиными перьями и уже не смотрелся, как в Вильне, светским франтом из Парижа. Алеся же вновь надела платье, в котором была и в Вильне – это был ее, похоже, любимый наряд. Только на плечах был уже тонкий рубок из белого табина, а волосы забраны в сетку и украшены шляговым венком, напоминающим по форме серп, с концов которого вниз нисподала шаль, настолько белая, легкая и прозрачная, что можно было подумать, что это паутинка… Сейчас Биллевич еще больше была похожа на королеву времен Довмонта и Миндовга,