откуда российские монархи заимствовали особенно много и охотно, в первую очередь то, что касалось военного обмундирования, палочной дисциплины и солдатской муштры. Однако присущее пруссакам строгое исполнение законов осталось вне поля зрения отечественных самодержцев.
То, о чем я собираюсь рассказать, произошло в царствование государыни Екатерины II, когда прусский престол занимал король Фридрих II, вошедший в историю под прозвищем Великий. Конечно, заслужил он его в первую очередь военными победами, но, пожалуй, в не меньшей степени и тем, что привил своим подданным, притом всем без изъятия, уважение к закону.
В этом убеждаешься, читая «Записки» профессора Б. Тьебо, много лет прослужившего при Берлинской военно-гражданской школе и часто бывавшего при дворе благоволившего к нему Фридриха. Главным действующим лицом в приведенной Тьебо истории является не кто иной, как прославленный в будущем русский полководец А.В. Суворов. На исходе 1770-х годов, в разгар вооруженного конфликта между Пруссией и Австрией из-за баварского наследства, в котором Россия приняла активное участие, ему, в ту пору лишь генерал-поручику и подчиненному князя Н.В. Репнина, довелось отправиться в Берлин со срочным поручением Екатерины II.
«Перед выездом из Петербурга, – вспоминал позднее Суворов, – я получил от императрицы депеши для доставления королю, о которых знал, что они весьма важны и безотлагательны. Мне было приказано проехать этот путь как можно скорее, да и самый предмет моей командировки достаточно побуждал меня не мешкать ни одной минуты. Легко понять, сколько мне пришлось вытерпеть от медлительности почтарей в прусских владениях. Я им щедро давал деньги и постоянно твердил, как необходимо мне ехать скорее, – и что же? Я не мог ровно ничего добиться, точно толковал автоматам.
Эта беда дошла до последней крайности, когда я проезжал Померанию, и именно в то время, когда все терпение мое истощилось. В таком-то был я положении, как попался мне почтарь, еще мешкотнее прочих; напрасно я его уговаривал, сулил ему дать побольше на водку, наконец, сердился и грозил: он еще пуще делал проволочки, закуривая свою трубочку и поминутно давая отдыхать лошадям, да вдобавок стал и грубить. Тут, вышед из себя окончательно, я влепил ему тростью с полдюжины плотных ударов, с обещанием наддачи, если он не поедет шибче. Это средство помогло, и возница мой прибавил шагу, но, приехав на следующую станцию, он подал жалобу местным судьям… которые пришли ко мне, с объявлением, что, на основании законов, они обязаны меня задержать до окончания производства дела, начатаго по иску этого просителя; законы же государства безусловно воспрещают проезжающим, под страхом тяжких взысканий, бить почтарей, на которых дано только право жаловаться местному суду.
Я заметил господам судьям, что если они меня остановят, то будут ответственны в гибельных последствиях моей задержки. Я показал им вверенный мне депеши, под императорскою печатью, на имя их государя; кроме того, они увидали на мне орден: все это