Невзирая на протесты ювелира, его завезли в какой-то лес, где их поджидали еще три грабителя, отняли бриллиантовое украшение, после чего раздели чуть не донага и пригрозили удавить, если он вздумает звать на помощь. Затем его избили, связали и велели не сходить с места до самого вечера. При этом один из грабителей остался его сторожить, но, когда стемнело, тоже удалился, сказав: «Бог с тобой!» Прождав еще несколько часов, ювелир кое-как освободился от пут и с трудом добрался до дома с той самой веревкой на шее, которой его грозились удавить.
Петр тотчас же распорядился удвоить ночные караулы и задерживать всех без изъятия – и тех, кто ходит с фонарем, и тех, кто без фонаря. Однако уже на другой день возникли серьезные сомнения в правдивости показаний Рокентина; прежде всего, на теле его не обнаружилось ни малейших знаков от побоев, а на указанном им месте преступления – никаких следов человеческих ног. Полиция арестовала подозреваемого, и царь, обещая полное прощение, попытался склонить его сказать правду. Для вящей убедительности на глазах ювелира был наказан кнутом другой преступник. Но это не помогло. Даже 25 ударов кнута не вырвали у Рокентина признания. У Почтового дома, стоявшего на месте Мраморного дворца, было вывешено объявление с сообщенными ювелиром приметами разбойников, а на Троицкой площади у столба положена охраняемая часовым денежная награда в 1000 рублей, назначенная тому, кто отыщет или поможет отыскать похищенную драгоценность.
Тем временем предпринимались все меры к тому, чтобы заставить Рокентина заговорить. Вторичного наказания кнутом он, как опасались, мог просто-напросто не выдержать, унеся тайну исчезновения бриллиантов с собой в могилу. Местный лютеранский пастор Нациус вызвался пронять подозреваемого душеспасительным словом, а допущенная к нему жена должна была повлиять на упорствующего супруга слезами и стенаниями. Однако и это не возымело успеха: несмотря на физическую слабость, ювелир казался несокрушимым как скала. К нему продолжали водить для опознания всех собиравшихся уезжать и получавших паспорта. 21 января он получил еще 25 ударов кнутом, но продолжал стоять на своем.
Перелом в поведении узника наступил довольно неожиданно: вызванный императором рижский окружной пастор, по-видимому обладавший каким-то особым даром убеждения, сумел найти нужные слова, чтобы сломить твердокаменное упорство этого человека. Он во всем признался и указал место на своем дворе, где зарыл похищенное. При раскапывании мерзлой земли ящичек с драгоценным убором едва не повредили; одного бриллианта не хватало – Рокентин успел заложить его врачу И.Л. Блументросту, у которого он и был изъят. В мае 1724 года коронационная мантия императрицы предстала перед восхищенной толпой в полном блеске…
Что же толкнуло доселе честного мастера на преступление? В разговоре с пастором Рокентин объяснил причину своего поступка. Оказывается, за несколько лет перед тем его ограбили на дороге между Нарвой и Петербургом; он опознал грабителей, спокойно