гуманитариев Сталин поставил чёрный крест.) Они и обеспечивали управление «народным хозяйством» СССР, а также работу всех институтов и заводов гражданской, военной и атомной отраслей промышленности. Сталин был уверен в том, что все они под страхом высылки в Сибирь будут работать с ещё большей самоотдачей, пока не подготовят себе замену из русских людей. Не хотел он пока обойтись и без еврея – консультанта по международным делам, Ильи Эренбурга, который придумал и возглавил лукавую борьбу за мир во всём мире.
Картина 7. Роковой медицинский диагноз
Эта история рассказана моим папой и связана с моим появлением на свет в Москве, в июле 1937 года в результате кесарева сечения. После этого у моей мамы несколько дней была высокая температура, и врачи подозревали сепсис (заражение крови), который тогда, до изобретения антибиотиков, не лечился. Но, возможно, была другая причина высокой температуры. Нужна была консультация опытного врача, и моему папе посоветовали обратиться к великому диагносту, доктору Плетнёву, бывшему раньше консультантом императорского дома.
Однако за несколько дней до этого в газете «Правда» появилась статья о том, как 70-летний доктор Плетнёв искусал одну и изнасиловал другую медсестру. Когда мой папа приехал к доктору на служебной машине, тот решил, что его уже забирают в НКВД, попрощался со своими родными и взял саквояж с нижним бельём и мылом. Всю дорогу доктор Плетнёв не верил, что его везут к пациентке, и был просто счастлив, увидев больницу.
Плетнёв осмотрел маму и сказал: «Кладите лёд на печень – она воспалилась после родов; будешь жить, мамаша». Действительно, через неделю она вместе со мной вернулась домой. Когда великий российский врач Плетнёв вышел из больничной палаты, весь персонал больницы молча выстроился вдоль коридора, но никто к нему не подошёл. Он каждому врачу или медсестре кивал и сначала говорил «здрасьте», а потом уже стоявшим в коридоре у самого выхода – «досвиданье». Чтобы особым знакомством или вниманием не навлечь подозрение и беду на кого-либо, он никому не пожал руку.
Плетнёв отказался от гонорара, и на обратном пути в машине заплакал. Папа спросил его, за что и почему такая ужасная статья про него в газете. Он ответил: «За диагноз». Диагноз кому? Плетнёв показал пальцем в потолок машины. Папа спросил: и какой? Плетнёв не ответил. Папа проводил его до дверей большой дореволюционной квартиры, которую ему сохранили новые пациенты-большевики. Поднимаясь по лестнице (там не было папиного шофёра-энкаведэшника) на свой третий этаж, Плетнёв ответил на повторный папин вопрос «какой диагноз»: «я подозреваю шизофрению и паранойю». Когда открылась дверь в квартиру, навстречу с криками радости и слезами выбежали две его пожилые сестры и целая толпа родственников, которые, по-видимому, нашли здесь приют и защиту от советской власти.
Вскоре старика Плетнёва чекисты-гэбисты арестовали, судили по бредовым обвинениям в шпионаже в пользу неизвестно кого и расстреляли