начатые и полузаконченные работы мастера и его учеников, и всё здесь казалось ему священным, даже самые камни пола. А Граначчи шептал, пробегая мимо, в самое ухо:
– Тебе небось завидно? Бросай-ка ты поскорее твою тарабарщину да поступай к нашему мастеру. Разве я не прав: тебе нечего делать в школе!
Микеланджело и сам так думал. В этот день он совсем в неё не пошёл. А потом ещё пропустил, и ещё, и уже начал помогать ученикам Гирландайо растирать краски, мыть кисти и разжигать уголь в маленьком горне.
Синьор Франческо наконец сказал своё последнее, решительное и грозное «финис!», заявив об этом мессэру Лодовико Буонарроти и не оставляя никакой надежды на прощение. С этим событием, к счастью, совпало то, что Гирландайо наконец заметил молчаливого и проворного мальчика и сказал:
– Это что там за мышь снуёт между моими мальчишками?
– Это не мышь, маэстро, а тоже мальчишка, который хочет у вас поучиться и послужить вам, как служим мы, старшие! – смело доложил Граначчи.
– Вот как? Если так, кто ему мешает у меня остаться? Только выгоню в одну минуту, если будет не слушаться или безобразничать. Выгоню и в том случае, если он ничего не будет смыслить в моем деле. И потом, надо сделать, чтобы не было никаких историй с его родителями. Я вовсе не хочу разговоров, будто бы я сманиваю мальчишку…
И опять послышался голос Граначчи:
– Он научится, маэстро, за это я ручаюсь! Посмотрели бы вы, как он рисует! Ни одного забора чистого не обойдёт. А как здорово нарисовал он этого надутого индюка с тростью, своего учителя, мессэра Франческо!
Гирландайо улыбнулся. Он знал школьного учителя.
А Граначчи уже показывал клочок бумаги, который как-то принёс ему Микеланджело:
– Не похоже, скажете, не похоже на индюка?
Художник потянул к себе рисунок.
У мальчугана действительно прямые задатки к ремеслу художника.
– Ну ладно, приятель, в таком случае скажи мне, где живёшь и как зовут твоего отца. Делать нечего, схожу к нему потолковать. А ты принеси мне всё, что у тебя есть из рисунков.
Микеланджело не заставил повторять приказание.
Неторопливо рассматривал детские рисунки Гирландайо, вглядывался в смелые штрихи, и нахмуренное лицо его прояснилось.
– Ладно, – сказал он коротко, – завтра жди меня в гости к твоему отцу.
Он не боялся грубого приёма, хоть и знал, что Лодовико Буонарроти не поклонник искусств. Известность давала ему доступ во все лучшие дома Флоренции.
IV
Корабли сожжены
Синьор Буонарроти встретил художника с утончённой приветливостью:
– Добро пожаловать, любезный сосед! Я счастлив, что наконец-то имею честь принять вас, прославленного во Флоренции, да и не в одной только Флоренции, великого маэстро. Я не смею мечтать, чтобы моя жена удостоилась иметь свой портрет кисти самого знаменитого Гирландайо. Лукреция, приветствуй желанного гостя…
Несмотря на то что Микеланджело был дома и слышал эти напыщенные