показано, какой ущерб наносит своими бездумными поступками человек природе и как в свою очередь ухудшение климата, понижение уровня воды в водоемах, исчезновение некоторых видов рыб и птиц, обеднение лесов сказывается на состоянии здоровья человека. В рассказе «Свирель» экологическими прозрениями наделен сельский пастух Лука Бедный. В пьесе «Дядя Ваня» в еще большей степени, чем в «Лешем», представлена тема бессмысленно истребляемых лесов. Экологические идеи, наиболее отчетливо прозвучавшие в трех названных произведениях, встречаются в той или иной форме и в других произведениях писателя.
Трудно согласиться с исследователями Г.А. Бялым и Г.П. Бердниковым[38], которые рассматривали рассказы Чехова «Агафья», «Счастье», «Свирель», «Художество», «Егерь» как цикл «Записок охотника», продолжающих тургеневскую традицию. Упомянутые рассказы Чехова не составляют то жанровое единство, которое выражает определенную концепцию видения мира. Чехов даже больше, чем его современники, способствовал распаду этого жанрового единства. Изменение мироощущения вело в конце XIX в. к разрушению жанра.
Итак, можно констатировать, что охотничий рассказ из низин, задворков литературы выдвинулся в центр благодаря таланту таких писателей, как Аксаков и Тургенев. Подхваченный и растиражированный литераторами-дилетантами, стремившимися законсервировать жанр, он снова отошел к периферии, стал предметом пародии и превратился в свою противоположность – антиохотничий рассказ – в период смены этико-эстетической парадигмы в литературе конца XIX в.
Логично было бы на этом завершить рассмотрение жанра охотничьего рассказа XIX в., однако элегические раздумья одного из последних певцов «дворянских гнезд», с которыми он был связан вековыми узами, смутные предчувствия «окаянных дней», лишивших его крова, того основательного дома, глядевшего «впадинами глаз» из-под «огромной шапки» соломенной крыши, не позволяют нам поставить на этом точку.
В повести И.А. Бунина «Антоновские яблоки» (1900) прозвучал завершающий аккорд ностальгической мелодии по угасающему дворянскому усадебному быту. И охота – часть той уходящей культуры, милой сердцу старины, которую писатель тщательно старается закрепить в памяти всю, вместе с запахами и звуками, и дарит нам, своим безвестным потомкам, эти документы-миражи.
«Бунин, – как пишет А. Твардовский, – отлично с детских лет, по крови, так сказать, знал всякую охоту, но не был таким уж завзятым охотником. Он редко остается один в лесу или в поле, разве что скачет куда-нибудь верхом или бродит пешком с ружьем или без ружья – в дни одолевающих его раздумий и смятений»[39]. Охота для Бунина – это возможность погрузиться в эстетизируемую им уходящую жизнь. Для писателя поэтична вся атрибутика древней барской забавы: и загорелые, обветренные лица охотников, курящих трубки, и их одежда, и музыкальный гам собак, и призывные звуки рога, и названия мест охоты, и лошадь, с которой охотник чувствует себя