обочины, прислушиваясь к стуку своего сердца и совершенно позабыв о надвигающейся темноте.
Взгляд его был устремлен на юг и немного к западу. На нем была просторная дубленка с оторочкой из белой овчины, но на голове не было шапки, и он чувствовал, как морозный ветер пощипывает кожу под щеткой седых волос.
Предчувствие чего-то чрезвычайно важного начало притупляться, и вместо него появилось ощущение, что с ним уже что-то произошло на этом клочке земли, что-то, имеющее непосредственное отношение к его боязни темноты и потом начисто забытое, вычеркнутое из памяти.
Но это была какая-то бессмыслица. Если здесь произошли некие важные события, как мог он о них забыть? Эрни не был забывчивым. И был не из тех, кто изгоняет из памяти неприятные воспоминания.
По затылку вновь пробежал неприятный холодок. Там, впереди, находилось место, где с ним что-то произошло, что-то, о чем он забыл и теперь вдруг попытался вспомнить, получив сигнал своего подсознания, уколовшего его память, словно иголка, забытая в одеяле и в самый неожиданный момент вонзающаяся в спящего человека.
Эрни стоял на обочине, широко расставив ноги, всем своим внушительным видом бросая вызов заворожившему его ландшафту. Он изо всех сил старался восстановить в памяти загадочные события, случившиеся в этом диком месте, если, конечно, они вообще происходили, но чем сильнее он пытался ухватить ускользающее откровение, тем быстрее оно удалялось от него. Наконец он потерял всякую надежду что-либо припомнить.
Смутные воспоминания о якобы пережитом оставили его так же внезапно и безвозвратно, как и волнующее предчувствие грядущего чуда, предшествовавшее им. Затылок и шею уже не пощипывало. Сердце тоже успокоилось и вошло в нормальный ритм.
Испытывая легкое головокружение, он в растерянности глядел на быстро меняющий свой облик ландшафт: ощерившаяся острыми камнями земля, трава и кустарник, холмы и ложбины быстро теряли свои очертания, погружаясь во тьму, и он уже даже не мог себе представить, что в этом куске древней земли могло привлечь его внимание. Точно такая же горная равнина простиралась отсюда до Элко или даже до Батл-Маунтина.
Окончательно растерявшись от внезапного возвращения к реальности с пика трансцендентного познания, он оглянулся на свой грузовик, ожидавший его по другую, северную сторону магистрали, и вдруг отчетливо понял всю нелепость и одиозность своего поступка, совершенного в припадке странного возбуждения. Не дай бог его заметила из окна Фэй: ведь мотель был всего в четверти мили от этого проклятого места, и ей, конечно же, хорошо были видны мигающие тревожные огни «Доджа», ярко вспыхивающие в быстро сгущающейся темноте.
Темнота.
Мысль о ее приближении пронзила Эрни Блока словно молния. Таинственная сила, притягивавшая его к этому месту, на какое-то время оказалась более могучей, чем боязнь темноты. Но чары этого загадочного магнетизма иссякли, едва он сообразил, что вся восточная половина небосвода уже стала лиловой, а через