наверное, тридцать назад, расходились так, что, казалось, по наружной стене идут волны. В просторных сенях – так это называется в подобных домах? – лежал инструмент, старые советские лыжи, санки, какие-то тряпки, а в углу стояла металлическая бочка с водой. Живи я тут с рождения, я бы, наверное, в этой бочке и утопился бы. Кроме шуток, утопился бы. У меня в этом сомнений нет. Во мне сильны суицидальные наклонности.
– Таня, я жильца привел, – сипло крикнул водитель в дверь, ведущую в жилую часть дома.
– Чего? – послышался женский голос.
– Хрр-мр, кхе-кхе, – прочистил он прокуренную глотку, – жильца, говорю, привел, – крикнул водитель и стал расстегивать пуговицы своего ватника.
– А-а! – воскликнула женщина с улыбкой, в которой бросался в глаза серебряный зуб. – Здравствуйте, здравствуйте! Меня зовут Татьяна, но можете звать меня тетей Таней. А как вас зовут?
Я с улыбкой кивал в знак приветствия, но поздороваться почему-то не смог. Этот дом сковывал меня. Гнетущая в нем была атмосфера.
– Меня зовут Герман, – выплюнул я слова.
– Хорошо, хорошо, Герман, проходите, сейчас будем пить чай.
– А можно я посмотрю комнату?
Глубоко внутри я надеялся, что комната окажется ужасной и мне придется уехать. Мне не хотелось оставаться в этом доме, было какое-то предчувствие: казалось, что, если я останусь, это изменит ход моей жизни… не в ту сторону… Но вот я стою в гостиной, я спрашиваю:
– А можно я посмотрю комнату?
– Конечно, конечно, проходите, – ответила женщина.
– Да чего там смотреть, – пожал плечами водитель.
– Глеб, прекрати, человек должен увидеть, где будет жить. А вы, кстати, надолго к нам?
– Пока на неделю, а может быть, и дольше останусь, – ответил я, не задумываясь.
– Но платит как за месяц, – подмигнул жене водитель Глеб.
– Правда? – спросила она.
– Ну да, – не нашелся я, что еще ответить.
– Нет, – ответила она, – это нехорошо. Если вы останетесь на неделю, то заплатите как за неделю. Договорились?
Я кивнул, и мы пошли смотреть комнату. Все оказалось, как он, водитель, и говорил: небольшая квадратная комната, обои в цветочек, высокая кровать на пружинах, маленький стол на одного человека, жесткий стул со спинкой, деревянная книжная полка, прибитая к стене, и кот. Вернее, кошка.
– Кыш, кыш, – прогнала кошку Татьяна.
– Да ничего, – сказал я, – пусть заходит в гости, я люблю кошек. Правда, у меня, кажется, в детстве на них была аллергия.
– Вот, больного в дом привел, – буркнул водитель.
– Но у меня, – начал я нелепо оправдываться, – кажется, уже нет аллергии. Да и не большая она была, всего лишь насморк. От здешних холодов у меня и так будет насморк.
Мы сели за большой обеденный стол в гостиной, которая была вместе с тем и кухней, и столовой, и стали не то обедать, не то ужинать вареной картошкой с жареной курицей. На стене шумно тикали старинные часы; их язычок, качаясь маятником, гипнотизировал меня. Я не мог от него оторваться… Это болезненное ощущение пространства, ощущение