href="#note9" type="note">9, что хошь делай!
Не дождавшись, когда пламя пробьется и зацепится языками за поленья, он поднялся. Взяв широкую пластину бересты, здоровяк стал аккуратно размахивать им над тлеющим костром.
– Я гляжу, дядька Степан, нам кипяточку сёдни не пить. Или…, – не успел договорить второй, заметно моложе мужичок с огромной черной шевелюрой, как Степан его перебил.
– А ты, шельмец, чем язык чесать, да портки протирать, лучше лап еловых наломай. Неизвестно еще, сколько мы тут просидим, – перебил его Степан.
Выругавшись, он оглянулся на стоящую за спиной Серафиму и, заметив ее одобряющий взгляд, добавил:
– Да только топором не тюкай. Там мужики не промах, – он кивнул куда-то в сторону реки. – Враз поймут, что к чему, хоть и далеко. Вот тогда, Прохор, и ноги твои долгие не помогут, – разгоняя дым берестом, заключил Степан.
– Старшой их не спит. С берегу видно, что Семен бродит чего-то, не ложится. Но, дай Бог, может и угомониться, – тихо заметила Серафима. – А отдохнуть, да ноги выпрямить и впрямь сейчас нам не помешает.
Услышав Плетневу, Степан Рочев обернулся к ней. Затем выпрямился, вытер руки о штаны, и, глядя на Серафиму, проговорил:
– Что-то неладно у меня на душе сегодня. Вроде все как обычно кругом, – он встревожено осмотрелся вокруг. – А вот не спокойно оно как-то. Беда какая не случилась бы. Вон, огонь и тот никак не разгорится.
– Типун тебе на язык, – буркнул, вставая с валежины, Прохор. – Ты вон в том годе тоже накаркал.
Он ненадолго задумался и продолжил:
– Тоже все лето твердил про беду, вот и войну накликал.
Рочев, не обращая внимания на слова своего племянника, взял хворостину, уже в который раз разворошил тлеющий костер и заново сложил дымящиеся поленья. Не спеша зажег большой кусок бересты, и, подождав пока та по-хорошему разгорится, сунул ее снизу дров. Головешки словно в знак благодарности бодро затрещали, и ярко-красные языки пламени заплясали по поленьям.
– Ну, вот, топере10 не погаснет, – с удовлетворением отметил он. – Ты, Прохор, уж больше четверти века прожил, фамилию нашу носишь, а костра толком развести не можешь. Ольхи сухой кругом стоит – жги не хочу. Так нет, наложил чего попало, – Степан укоризненно посмотрел на Прохора.
Глядя, как тот выкручивает огромную еловую ветку, он сплюнул с досады и аккуратно повесил котелок с водой над костром. «Дал бог племяша, – уже в который раз за последние дни подумал он. – В городе-то кабыть проворнее, да посмекалистее, а вот в лесной жизни ничего не соображат».
Не желая более нагонять тоску размышлениями о Прохоре, Степан повернулся к Серафиме и произнес:
– Серафима, а, Сима? – Степан похлопал себя по плечам, прогоняя легкий, невесть откуда взявшийся озноб. – Мужички то, наверное, уже угомонились. Не слыхать шуму. Может сходить, посмотреть? Туда и обратно – две версты, быстро обернусь.
Плетнева будто и не слышала его слов. Она лишь потуже повязала платок, да подоткнула под себя полы пальто. Хоть и теплая да ранняя нынче