подружками обзаводиться не спешила, и в лидеры выбиваться не хотела. Ей вполне хватало общения с теми, с кем водила дружбу подруга. Тем более у Лизы их было предостаточно и всех возрастов.
К моменту окончания школы Серафиме исполнилось пятнадцать лет, и Зинаида Ивановна договорилась с руководством прядильной фабрики, чтобы дочку взяли ученицей в вязальный цех. А вот Лиза ни за что на фабрику работать идти не хотела. Даже однажды поведала своей подруге, что убежит из дому, если мать её на фабрику заставит идти. «Эх, Фима! Я в театр хочу. Вот там жизнь! Хочу красиво одеваться, да на балах блистать, – поделилась она своими мыслями с подругой в один из последних школьных дней».
Серафима вспомнила о словах своей подруги, когда в январе одна тысяча восемьсот восемьдесят девятого года Лиза пропала. Накануне было воскресенье, день выдался солнечный и подруги вместе гуляли вдоль реки, благо морозы в этом году будто стороной обходили Москву. Стоя на Крымском мосту, Лиза вдруг обняла Фиму, и заплакала, еле слышно шепча и прося у кого-то прощения.
«Ну, вот, опять по какому-то принцу сохнет, – подумала тогда Серафима». А на что еще думать, если за последние полгода их у Елизаветы было, что пальцев на руках. У нее была странная привычка извиняться перед подругой за свои увлечения мальчишками. Природная красота семнадцатилетней девчушки не оставляла равнодушным никого из ребят в округе. Лиза после окончания школы снова стала помогать матери и днями просиживала за прялкой, а во дворе в это время почти всегда собирались мальчишки, приходившие сюда только из-за нее.
Поздно вечером следующего дня к ним пришла мать Лизы. От нее Серафима и узнала, что дочки нет уже второй день. Она не ночевала дома вчера, и сегодня ее тоже весь день не было. Женщины говорили немного, высказывая предположения о причине Лизкиного исчезновения.
После ухода Гольдштейн-старшей Серафима прильнула к матери, крепко обнимая ее от нахлынувших чувств.
– Мама, вот Лизка пропала. И я одна. Ты у меня только осталась. Один ты у меня родной человек, – причитала Сима.
Зинаида Ивановна пыталась успокоить дочку, но видя, что обычные слова до нее не доходят, неожиданно проговорила:
– Не одна ты Сима. Брат с сестрой у тебя есть, Степка и Машенька. Близняшки они. Детки мои первые.
Прошлое всегда тяготило Зотову. Она очень страдала от поступка, совершенного в те непростые для нее дни. Дни, когда нужно было сделать нелегкий выбор, она вспоминала часто. Как ни странно это выглядело, но родители отца ее двойняшек, оправдывали поступок Зинаиды. А родня нового мужа недолюбливала и осуждала ее. Когда Серафима стала подрастать, Зинаиду всё чаще стала посещать мысль о том, чтобы рассказать дочери о своем прошлом. Но ей всё казалось, что та слишком мала еще, и время не пришло. И вот сейчас, произнеся то, о чем давно думала, она растерялась. Как отнесется дочка к сказанному? Не изменится ли