он.
Я был готов подхватить начавшийся разговор:
– Калачи… мать вашу ети… съели мыши, как харчи.
Степаныч озадачился:
– Аллегория?..
– А хрен его знает…
Я принял ещё кружку. Степаныч крякнул:
– Только такого удальца нам тут и не хватало…
Я обиделся:
– А что, только вам одним у бога брагу тырить?
Тут обиделся уже Степаныч:
– Умный ты, я погляжу… За Машкой на хрена попёрся? Чего у тебя с ней?
Богатыри дружно навострили уши.
Я подумал и решил переть на пролом. Медовуха действительно была хороша. Почище сыворотки правды.
– Да ничего, собственно… – Слова лезли из меня с трудом. – С лешим вот пообещала помочь встретиться.
Степаныч крякнул.
– Ну, хоть не врёшь… – Он подёргал себя за бороду. – А на кой это тебе надо? Человеком быть надоело?
«Так-так, теплее», – подумал я, вслух же произнёс:
– Эка ты загнул… Да любопытно мне просто стало. Больно уж чудно о нём рассказывают.
– А ты бы поменьше слушал, – насупил брови дядька. Затем с видимой неприязнью продолжил:
– Знаю я таких… умников. Силушкой померяться хотят, да всё одно боком выходит. Не справиться тебе с лешим. Мы и то вон не справились…
– Вы? П-почему? – я попытался выказать удивление, широко вылупив глаза.
– Почему-почему… – Степаныч совсем помрачнел. – Дураки потому что. Как-то бражничали вместе… ну, и закинули его в болото: так, что три дня о нём никто ни слухом, ни духом не ведал. Каких уж он там корешков нашёл для опохмелки, откуда ему это открылось – один леший и знает, но уж отомстил он нам, так отомстил… Напоил кисельком при встрече. И ведь чувствовал я, что не надо пить его отраву, неспроста это – да что там теперь… Досыта все напились.
– А всё-таки, позвольте поинтересоваться… что же теперь? – голова у меня начала кружиться.
–А по-разному у всех. – Дядька также нехотя цедил слова, но тянуть их из него волоком не приходилось. – Меня вон Земля-матушка не держит, кувыркаюсь в воздухе, как яга в своей ступе, Лёха – тот на любой кикиморе жениться готов, Митька ягу мамой звать начинает… Но главное – силушку мы свою растеряли. – Он покачал головой, запустил пятернёй в лицо, замычал оттуда:
– Сколько раз собирались с лешим поквитаться, а он только смотрит на нас и смеётся, смеётся лохматый… Ну, а мы друг дружку молотим со злости. Понял, нет?
– Что… понял? – ничегошеньки я уже не понимал.
Дядька разом рассердился, загудел:
– Да нам-то место здесь навеки определено, и судьба наша определена, и другими мы стать не можем, хотя русалка вон всё пытается…. и то против лешего слабину дали! не устояли, значит… Что же про тебя-то, непутёвого, говорить? – Он упёрся кулачищами о стол, набычился на меня. – Ты вот для чего живёшь-то?
Я в одиночку пригубил медовухи и попытался уклониться от ответа:
– Ну… Живу, потому что живу.