Яковлевна.
– Чем могу?… – вежливость Анны Владимировны спросонья была автоматической.
– Вы же ищете? Я и расскажу, где зарыт клад…
– Клад? – Анна Владимировна сразу представила сундук со старинными украшениями, инкрустированными драгоценными камнями столовыми приборами и пр. и пр.
– Для одних клад в земле лежит, для других по улицам ходит. На двух ножках да понемножку… – Зоя Яковлевна говорила с такой интонацией, с какой читают книжки маленьким детям.
Анна Владимировна старалась все запомнить слово в слово, чтобы потом, при свете дня, расшифровать странное послание.
– Ходит по улицам? – переспросила она, после того как пауза несколько затянулась.
– Была одна нога, да и та сломалась. Вон их сколько порубили-то – тополей!
– Да, говорят, дуплистые они, хрупкие – от сильного ветра на человека могут упасть, на провода…
– А разговоры слушать – зря небо гневить. Ему молчание любо.
После этой фразы Зоя Яковлевна встала и подошла к окну. Напоследок обернулась, как будто хотела добавить что-то очень важное, но передумала. И в одну секунду растаяла, а ведь Анна Владимировна думала, что так бывает только в кино.
Следующие два дня были выходными, и Анна Владимировна смогла их полностью посвятить разбору бумаг, не отвлекаясь на ненужное. Она даже в магазин за хлебом не стала выходить, сообразив какие-то лепешечки из остатков кефира. Была надежда на дневники, но дневников старуха не писала. Письма были, и все они адресованы были ей, кроме одного, в Мариуполь, которое вернулось с комментарием «адресат выбыл», и хранилось в запечатанном конверте.
Анна Владимировна конверт вскрыла, испытывая противоречивое чувство – то ли она делает что-то запретное, то ли это письмо адресовано непосредственно ей, Скрынниковой А. В., а не выбывшей неизвестно куда Алехиной Л. И.
«Лилечка, здравствуй! Пишу и не чаю, что ты это письмо получишь. Уж лучше бы не получила, но писать надо, обещала твоей матери, царствие ей небесное. А обещала я сообщить тебе, что и фамилия твоя – Алехина, и отчество – Игоревна – даны тебе отчимом, а не отцом, и лишь после смерти его велела мне покойная Ирина Максимовна рассказать тебе правду. Отец твой, Портнов Аркадий Владиславович, был расстрелян в 1939 году, когда тебя еще не было на свете, милая моя крестница. И есть мое подозрение, что способствовал этому не кто иной, как Алехин Игорь Михайлович, твой отчим. Ирина Максимовна, впрочем, в это не верила. Она всегда старалась не верить в плохое. Любящая тебя Зоя»
Анна Владимировна перечитала письмо еще раз. Острое сочувствие к судьбе неизвестной ей Лилечки, Ирины Максимовны и Аркадия Владиславовича было удивительным ей самой, но особенно сильной была обида, что письмо так и не настигло адресата, и, похоже, Зоя Яковлевна других попыток восстановить справедливость и не делала, ведь не зря же она