(если бы, конечно, Анна Андреевна в булочную ходила).
Разговор мог быть примерно таким:
– Скажите, пожалуйста, булка свежая? – Анна Андреевна.
– А нам никто свежей не обещал, – Зоя Яковлевна.
– И правда, – Анна Андреевна, с улыбкой, – подайте парочку (продавщице).
– И я, пожалуй, куплю. – Зоя Яковлевна.
– А ничего, вкусно… – Анна Андреевна, откусывая.
– Поклевали – улетели, – Зоя Яковлевна.
Этот разговор Анна Владимировна словно слышала внутренним, неведомо куда зовущим слухом. Голос Ахматовой был, как положено, царственно величав и чуть ироничен, а в голосе Зои Яковлевны слышалось деревянное поскрипыванье, то ли полы в деревенской избе, то ли стволы сосен на ветру.
Пространственная близость, обнаружившаяся неожиданно у этих двух женщин, показалась Анне Владимировне еще одним «знаком», подтверждением правильности пути.
Желтоватый листочек письма из конверта, казалось, новых сюрпризов не принесет. Приятельница Зои Яковлевны по имени Глаша рассказывает о своем отдыхе в Крыму. «И представь себе, Зоя, иду я вдоль берега, совершенно одна в своей розовой шляпке (Антон Вадимович немного перегрелся и остался в номере), и навстречу мне с сандалиями в руках – твой А. Я обомлела, отвела в сторону глаза, надеясь, что он меня не заметит, но не тут-то было! Он схватил меня в охапку и стал кружить, не бросая при этом сандалий. „Глаша, Глашенька“, – восклицал он, – „Вы как Ангел из Благовещенья! Ну, и как жизнь? Что слышно о Зое?“ Я слегка пришла в себя, рассказала о том, о сем, не решившись делиться подробностями о тебе, заметив лишь, что жива-здорова, по-прежнему очень хороша и живешь в Ленинграде. О себе же сказал он, что отдыхает с двумя сыновьями и нянькой. О жене я его не спрашивала».
По листку было видно, что перечитывали его не раз. И как обычно, когда держала Анна Владимировна в своих руках свидетельство чужой живой жизни, собственная ее жизнь казалась ей бледной, незначительной, будто воробышек из зоопарка, и даже чужие драмы вызывали у нее едва ли не зависть.
А вот еще письмо, без конверта, но с датой – 13 мая 1948 года. «Зоенька, птичка моя! Здесь меня спасает только мысль о Тебе, только предчувствие твоего голоса (и не только!). Прости сумятицу моих мыслей, а планов и вовсе нет, да и что может быть нелепей планов, правда? Ты, птица, знаешь, что летом летят на север, а зимой на юг, а кто назначает зиму и лето? Ласточка моя! Вспоминай хотя бы иногда твоего К.».
«Ну вот, еще один», – нахмурилась Анна Владимировна. Этой истории тоже могло хватить на приличную биографию. Да, Анна Владимировна умела читать между строчками, дописывая кое-что за авторов, и частенько ее догадки действительно подтверждались. В ней проснулся охотничий азарт, захотелось узнать всю правду про Зою Ямпольскую, разложить ее по полочкам и цитатам, уточнить и обосновать. «И выдумать», – довольно