оставила…
Я решила, что мои комментарии не требуются, и промолчала, а Кочанов вновь задал вопрос:
– Старик ведь человек состоятельный?
– Откуда мне знать? – удивилась я.
– Как же… вы в доме убираете, многое видите…
– Я в шкафы не заглядываю, а так особых богатств незаметно. Часы из бронзы, посуда и мебель старая… Может, все это денег стоит, но я в этом не разбираюсь.
– Родня говорит, вскрыт сейф, в котором были деньги, похищены золотые украшения покойной супруги и картины.
При этих словах сердце у меня заныло.
– Картины? – машинально переспросила я.
– В гостиной из рам вырезали три холста.
Картины в гостиной я отлично помнила. Не раз, протирая рамы, смогла их как следует рассмотреть. Два сельских пейзажа и один морской. Подписи на всех трех неразборчивые. Картины особенного впечатления не произвели, о чем я Кочанову и сообщила, добавив, что в живописи тоже не сильна.
– Одна из похищенных картин стоит целого состояния, – продолжил он, сердце вновь заныло, а Кочанов перешел на шепот: – В доме, оказывается, был портрет работы Пикассо.
– Это тот, что на втором этаже висит? – спросила я.
– Висел, – поправил Кочанов. – Вы знали, кто автор портрета?
– Олег как-то сказал, но я, если честно, не поверила. Думала, прикалывается.
– Почему?
– Да он вообще приврать любит, ну а потом… Откуда у нас мог Пикассо взяться?
– Да уж… – согласился Кочанов. – О портрете вы кому-нибудь рассказывали?
– Нет, – твердо ответила я. – Я вообще не придала словам Олега значения.
В тот момент я исходила нервной дрожью, все больше погружаясь в бездну отчаяния. Какого лешего я сразу не сказала, что портрет стащила? В смысле, вынесла из дома, чтобы заменить стекло. Соврала с перепуга, и вроде даже против воли, а теперь гадала, как это исправить. Если бы не история с пирамидой, я бы обо всем честно рассказала, лишь только вошла в дом. И портрет не стала бы прятать. Однако из недавнего опыта следовало: далеко не всеми и не всегда честность приветствуется. Бывает, за нее охотно могут голову оторвать (что мне, собственно, и пообещал Осмолов), а тут еще убийство.
Картину можно вернуть иначе, к примеру, подбросить или указать ее местонахождение, анонимно позвонив по телефону. Согласна, звучит довольно глупо, но иметь дело с полицией мне совершенно не хотелось. Я вспомнила вчерашнего дядьку в мастерской. Черт дернул меня про Пикассо сказать! Если он узнает о краже в доме старика, наверняка позвонит в полицию. Или не позвонит, решив, что разумнее в стороне остаться? Все это требовалось хорошенько обдумать в спокойной обстановке, а сейчас я продолжала врать без зазрения совести, подозревая, что это выйдет мне боком. И правильно. Бабушка всегда повторяла: вранье – кратчайшая дорога к каторге. Бабушка – шутница, вокруг врут все кому не лень и сидят не на каторге, а в кабинетах с видом на Кремль.
Тут мне стало совсем грустно, но в намерении врать и дальше я лишь укрепилась.
– Со Светланой Петровной у вас какие отношения? – задал очередной вопрос Кочанов.
– Нормальные.