Сверхмарионетки с наглядным совершенством продемонстрирует нам свою мощно защищающую функцию, ясно показывая, что любая эмоция, захватывающая нас, всего лишь ролевой «полуфабрикат», груда дерева или камня, из которых еще предстоит вырубить или выплавить произведение искусства, т. е. то, что мастера новейшей психологии называют Человеком Синтетическим[676].
Вывод: Играть с сильными эмоциями может только освобожденное от них существо, тот, «…кто холоден, других сжигая страстью, и трогая других, не тронут сам…» Но это не исключает силы, величия искренности и красоты переживания самих эмоций! И как это возможно? Внимание, схема:
1) На уровне роли, мы – сама эмоция!
2) На уровне актера, мы – игра в эмоцию!
3) На уровне зрителя, мы – наслаждение от эмоции, пустое пространство, Пучина Многоглазая.
4) На уровне Мастера – мы три в одном! Homo ridens – Человек Радостный!
Итак, «В порыве, вихре, буре, урагане страсти…»[677] самое главное – не отключать мозги… т. е. страсти бушуют, но они пусты, т. е. Мастер – не пойман ими! И это как раз то, что характеризует мастерство Сверхмарионетки наилучшим образом: она холодна, потому что одной ногой стоит на знании о пустотной природе всего происходящего; но второй ногой она опирается на бушующие страсти ролевых игр. И только из этой позиции можно защитить такие правдивые, но крайне односторонние утверждения, как у Коклена-старшего: «…когда актер всего сильнее и правдивее выражает известные чувства, он не должен ощущать и тени их»[678]; или как у Дидро: «Крайняя чувствительность делает актеров посредственными, и лишь при полном отсутствии чувствительности вырабатываются актеры великолепные»[679]; или как у Шпета: «Актер как таковой так же мало «переживает» Тартюфа, Яго или Каина, как мало переживает сама скрипка пьесу, которую на ней исполняют», или вот еще: «Актерская игра должна быть больше, чем жизнь. Сценарий должен быть больше, чем жизнь. Все должно быть больше, чем жизнь»[680]. Ближе всего из старой плеяды к положению «вне крайностей» подходит наш Ленский: «…абсолютное отсутствие чувства, так же как и крайняя чувствительность без самообладания, делает человека непригодным для сцены, но крайняя чувствительность при полном самообладании делает актера великим»[681]! Итак, разделение на «театр переживания» и «театр представления»[682] – это одно из самых странных заблуждений в театре. Я спрашивал об этом у Сверхмарионетки – она не знает, что это такое! Для нее не существует такого странного и тотально невежественного разделения![683] Сверхмарионетка переживает себя вне крайностей, она всегда балансирует на грани, вне заваливания в жар переживания, как и вне заваливания в холод представления! Дузе, Росси[684] и Ермолова учились этому у нее! И хотелось бы, чтобы это звучало предельно ясно! Так, мы начинаем примерять на себя другой облик, другой взгляд, другой сценарий – сценарий Мастера Самоосвобождающейся Игры! И это означает, что мы начинаем творить свой театр!