расширялось. Так, первобытные полагают обязательным делать добро лишь для членов своего племени, восточные народы считают ближними только единоверцев, классические народы называют ближними лишь жителей одного города, только христианство стало понимать под ближними всех людей.
Правда, Платон и стоики стремились расширить понятие ближнего, но робко и притом без влияния на действительную жизнь. Платон один раз решается высказать мысль о братстве людей, но с оговорками, почти как нелепость, которая случайно взбрела ему в голову. Так, в кн. III «Республики» приводится такой диалог: «Каким способом мы можем убедить правителей государства или по крайней мере других граждан в одной выдумке, которая тем не менее очень полезна?» – Какая эта выдумка? – спрашивает один из учеников. – «Она не нова, – отвечает Платон; она появилась в Финикии, как говорят поэты, которые как будто убеждены, что она была реальным фактом в некоторых местах, но лишь как предание дошла до наших дней; я не знаю даже, осуществилась ли она когда-нибудь, ибо нелегко заставить ей поверить». – Потрудись сказать, что это такое. – «Когда ты услышишь, ты поймешь, что она не без основания». – Скажи же и не бойся. – «Я хочу сказать… но, по правде, я не имею смелости и у меня недостает слов, чтобы убедить в ней членов правительства и воинов и, наконец, остальных граждан, чтобы они не приняли за сновидение проект воспитания, которое мы хотим им дать, внушив им, что они воспитывались и образовывались в груди Земли; что она – мать их и всего, что им принадлежит; что, образовав их, Земля выбросила их на свет; что они должны, таким образом, смотреть на Землю как на общую мать и кормилицу, смотреть на всех, как на братьев, вышедших из одной утробы».
Римские стоики провозгласили эти начала с большей уверенностью, но лишь как pia resideria. «Я по природе, – говорит Марк Аврелий, – существо разумное и общественное. Я имею родину и отечество. Как и у Антонина, моя родина – Рим; но, как у человека, мое отечество – мир. Варвары, рабы, бедные, безобразные, уроды – все одинаково принимаются, как граждане, в эту истинную республику, и никогда в ней не будут произноситься имена высших и низших, благородных и низких, господ и рабов. Сущность этой республики – всеобщность; ее первый закон – равенство; ее цель, как и ее свойство, человечность»[88]. Читатель замечает, что для Марка
Аврелия даже pia resideria считать безобразных и уродов за людей, признавая за ними право на существование. Так медленно расширялось само понятие ближнего.
Обратимся к развитию идеи любви к ближнему и посмотрим, всегда ли она имела такое значение, какое получила в христианстве.
Любовь к ближнему в классическом мире не считалась первой из нравственных обязанностей человека.
«Каждый век, – говорит У.Э. Лекки, – имеет свои моральные идеалы, к которым стремятся все добродетельные люди. Если мы вспомним, что великодушие, самовоздержание, независимость, короче говоря, возвышенность характера лиц, признанных законом полноправными гражданами