отец сам, мать подавала мне отобранные заранее вещи, а я их носила отцу и смотрела, как он артистически укладывает самые разнообразные вещи – мягкие и твердые, стеклянные и металлические, – причем никогда не случалось, чтобы он что-нибудь разбил или испортил, все доходило в полной сохранности. Он укладывал так, чтобы между вещами нигде не было ни малейшей пустоты, все было переложено стружками или мягкими вещами настолько плотно, что ни один предмет нельзя было сдвинуть с места. Наконец, все ящики уложены, на всех написано: «Верх, осторожно», Петр заколотил их и перевязал веревками, привел ломового извозчика, отвез их на Балтийский вокзал и отправил их малой скоростью, товарным поездом. День отъезда назначен, лошади Андреева заказаны, ответ получен, и мы едем опять в Безо, опять на дачу Вольмана, которую мы оставляем за собой. На этот раз в Безо поехали и Тищенко, хотя они и предпочитали свой Удрай нашему Безо, но этим летом захотели пожить на берегу моря. Андрей Евграфович и Ольга Владимировна с сыновьями попросили отца снять им дачу.
Фройлен Бирзак у нас уже не было, а по-немецки я еще не говорила. Тогда решено было найти мне учительницу среди многочисленных дачников Безо. Отец был знаком с преподавателем русского языка одной из немецких школ Петербурга, так называемой Петер-шуле, он просил его порекомендовать кого-нибудь из его бывших учениц, отдыхающих в Безо. Выбор остановился на восемнадцатилетней Маргарите Федоровне Шюлер и оказался очень удачным. Я быстро подружилась с моей молоденькой учительницей и к концу лета так хорошо заговорила по-немецки, что посторонние принимали меня за немку.
Утром до завтрака я играла на рояле, причем уже не на тех роялях, которые стояли в пустом доме, а на рояле, находившимся в квартире самого Лангсеппа, из уважения к отцу и потому что мы жили на даче у Вольмана, он предложил мне упражняться на этом не расстроенном рояле.
После завтрака приходила Маргарита, около часа мы с ней занимались, а потом шли гулять или купаться. Раз начав купаться, я не пропустила ни одного дня, купалась в любую погоду, и за лето выкупалась раз пятьдесят. Тогда нравы были другие, считалось неприличным, чтобы одновременно купались мужчины и женщины, и были установлены определенные часы для купания тех и других, по два часа каждым, начиная с девяти утра и до вечера. Во время женского купания на берегу на высоком шесте развивался красный флаг, в мужские часы он спускался. У самого берега было очень мелко, и надо было идти далеко, чтобы дойти до глубокой воды. Чтобы избежать неприятного путешествия по мелкой воде, в нескольких местах были устроены длинные мостки с перилами с одной стороны, которые шли, постепенно повышаясь, и вдавались далеко в море. На конце этих мостков были устроены поперечные помосты, на каждом из которых находилось три-пять будочек. В этих будочках было по две двери, одна вела в будку с помоста, другая была расположена на противоположной стене. Прямо с порога этой двери начиналось лесенка, спускавшаяся в море и стоявшая нижним своим концом на дне. Спустившись