Поддубный светился от радости, сдерживая свои эмоции, хитро утирал усы. Достал пляшку с горилкой и собственноручно поднес до краёв полный михалик непревзойдённому кормчему. Затем причастил доброй чаркой всю ликующую братию.
Раскалённое добела дневное светило скрылось, наконец, за западным небосклоном. Летние сумерки быстро сгущались. Долгожданная прохлада после захода солнца на ночлег так и не наступила. Заметно увеличившаяся влажность окружающего воздуха после полного исчезновения ветра превратила дневной зной в невыносимую ночную духоту. Паруса на «чайках» беспомощно обвисли. Потерявшие ход лодки более не слушались руля. Теперь, полностью зависимые от течения лимана, они бестолково расходились в разные стороны. Непроглядная темень и полное отсутствие привычного движения вперёд наводили в сердцах присмиревших переселенцев труднообъяснимую тревогу. Семён Дрозд, больше жизни любящий своих пчёл, долго тянул со стороны призрачной суши длинным, похожим на пчелиный хоботок носом воздух, желая учуять в нём сладкий дух скоро приближающегося медового Спаса. По всей видимости, Семён что-то унюхал. После весьма долгих сборов, похожих прежде на конвульсии больного человека, смачно чихнул, тем самым обращая на себя внимание.
– Будь здоров, пан Дрозд, – первым отреагировал на свершившееся, наконец, облегчение Семёна Сашко Масюк. Дрозд же, не обращая внимания на некоторое оживление вокруг его имени, важно достал из кармана белый платок. Вначале промокнул слёзы, выступившие на глазах, и только затем высморкался в него. Тщательно утерев короткие усы под своим необычным носом, благодарно склонив голову в сторону Масюка, чеканя каждое слово, достойно отблагодарил своего доброжелательного товарища.
– Спасибо, пан Масюк. Дай и тебе Бог здоровья! – Затем вдруг спохватился и, обращаясь вроде бы ко всем, но глядя почему-то с учительским укором в глаза глупо улыбающемуся Ивану Жмыху, повелительно гаркнул: – Ну что расселись, милейшие, или уже не спешим никуда?
Он первым решительно схватился за весло. Его примеру тут же последовали все остальные.
«Чайки» со спущенными парусами, наконец, ожили и, подчиняясь воле гребцов, вновь выстроились в прежнюю линию, упрямо двигаясь дальше. Низкие завитки млечного пути яркими россыпями звёзд почти касались верхушек высоких мачт набирающей скорость маломерной флотилии, рассеивая над головами жилистых гребцов бездонный мрак ночного неба. Прямо по курсу идущих вперёд лодок, над самой кромкой воды далёкого горизонта, в пепельной купели кровавого пожарища рождалась луна. Морские чайки, громко хохоча, садились на зеркальную поверхность спокойного лимана, усугубляя душераздирающими воплями картину недоброго знамения.
Прекрасно ориентируясь на местности, главарь шайки разбойников Митя Борода быстро взбирался на гору. Принятый недавно в разбойники, бывший запорожский казак Хома Окунь едва поспевал за своим шустрым товарищем. Прошлогодняя листва, щедро смоченная недавно прошедшим