было не профессионально. Возможно, со стороны это выглядело глупо, но именно так ей советовало сердце.
Анья не могла сказать, что искренне верит в то, что говорит. Влечение к азартным играм считалось прогрессирующей болезнью, которая приводила к необратимым последствиям. Игра на каком-то этапе становилась смыслом жизни, поскольку даровала возбуждение – наркотик, необходимый больному. Из-за нежелания и невозможности от него отказаться больной обманывал окружающих и в процессе проходил три стадии. Стадию вовлечения в игру: она наступала после первого крупного выигрыша. Стадию проигрышей, которая сопровождалась растущими долгами и потерей работы. И стадию отчаяния, когда пациент играл на большие суммы, растрачивая чужие деньги. Все три стадии он прошел. Теперь, согласно теории, личность пациента должна разрушиться. Вот только пациент не пожелал сдаваться, отдаваясь во власть тяжелой болезни. Пациент не побоялся и пришел сюда, к ним, хваленым профессионалам, и попросил их, наконец, о помощи. И они должны ему помочь, невзирая на сложность ситуации. Пускай короткие ремиссии, пускай временами рецидивы: ужасные, лишающие воли, но человек будет жить. Он будет бороться.
Анья не спускала с мужчины убеждающего взгляда. Она так сильно хотела ему помочь, что даже сердце ее откликнулось: оно внезапно заколотилось так, как никогда не колотилось, чтобы после ухнуть вниз. В голову ударила кровь, по венам побежал адреналин, что Анья ощутила себя реактивным самолетом. Только самолетом, не взлетающим в высь, голубую, светлую, воздушную, а погружающимся в мутную воду. И Анья погружалась, погружалась, погружалась – она погружалась в бездну отчаяния. Перед глазами всплывали картины: картины ссор и невыносимых скандалов. Нет, самих картинок не было, она не видела людей и предметы. Она просто знала, что скандалы были, знала, какие именно то были скандалы, как они проходили, что люди друг другу говорили. Понимала, какие эмоции испытывали…их страхи, слезы, метания…билась посуда, дребезжали двери, ощущала надрыв, на котором все происходило.
Знала, как страдали тогда еще маленькие дети, стоя за хлипкими, тонкими дверями, слыша все, что происходит в доме: в их холодном, недружелюбном доме, повторяя слова, что ранили сердце.
…бессмысленный взгляд, поиски денег – попытки их отыскать…последние, кровные, необходимые. Он переворачивал вверх дном весь дом.
«Видела», как приходили судебные приставы, как проводилась опись имущества. Неловкость во взгляде осунувшейся жены, как стыдливо прятал глаза муж. Рыдали женщины: матери, сестры, хватался за сердце поседевший отец.
Анья «видела», понимала, чувствовала. Тяжелую давящую атмосферу, истерики жены, надежду на помощь, которой нет, и никогда не будет. Сама. Только сама. Надежда на себя одну.
И «видела» те выигранные деньги, те небольшие мелкие купюры, которые мужчина временами приносил. Чтобы с гордостью подарить их детям. Своим нуждающимся в ласке детям, которых безмерно любил…
– Мне так жаль, – прохрипела