это сокровище мудрости и святости. Переписывали… – он сделал небольшую паузу, словно желая особо подчеркнуть то, что последует дальше, – и иллюминировали. Понимаешь меня?
– Понимаю, мастер Хильдеберт.
– Допустим, что и правда понимаешь. А что из этого следует?
– Следует?… – растерянно протянул Эвервин. – Ну… Это…
– Из этого следует, отрок, – воодушевленно принялся пояснять мастер, – что и мы- суть те, кто созидает этот Град Божий. Мы творим красоту во Имя Господне. Мы помогаем ей сохраниться и передаем ее дальше – через века, на тысячелетия вперед. Мы иллюминируем. Заставляем книгу сиять. Мы пишем в ней пурпуром и золотом. Мы делаем ее достойной Творца нашего. Ясно тебе?
Эвервин еще раз кивнул, показывая, что смысл наставнической речи ухватил.
– Это великий дар, юноша, – Хильдеберт поднял палец, подчеркивая важность этих слов. – Дар – быть сопричастным творению красоты. И чтобы быть достойным этого дара, нужно смирение в сердце и трудолюбие. Вот сии качества ты сейчас и проявишь. Спать не ляжешь, пока не скопируешь, сиречь, не повторишь, этот узор. Трижды. Это ясно?
– Ясно, мастер Хильдеберт… – вздохнул Эвервин.
– Тогда принимайся за дело. Раньше начнешь, раньше закончишь.
Проводив поплевшегося в свой угол ученика взглядом, Хильдеберт едва заметно пожал плечами. Сон парню явно сегодня не светит. Но что поделать. Деревенский мальчишка сам себя не воспитает. Надо ему в этом помочь.
Удовлетворенный этой мыслью, мастер-иллюминатор отправился отдыхать.
– Мастер! Мастер, все хорошо! Будет нам и солнце, и погодка!
Услышав наутро полный радостного волнения голос ученика, Хильдеберт бросил быстрый взгляд в оконный проем: неужели и правда этот потоп закончился?
Снаружи, однако, лило как и прежде, и иллюстратор недоумевающе взглянул на Эвервина: с чего бы вдруг такое приподнятое настроение?
– Вон чего нашел, мастер! Прямо к порогу нашему прибилась!
Сияя улыбкой, он протянул Хильдеберту ладони, сложенные лодочкой.
То, что лежало в них, поначалу показалось мастеру-иллюминатору продолговатым комком грязи, с одного конца которого свисал какой-то кожаный шнурок. Более детальный осмотр, однако, все прояснил, и Хильдеберт не смог сдержать возгласа омерзения.
– Крыса?!
– Мышь, мастер! Видали, какая большая! Это она самая и есть!
– Кто – она самая?
– Так мышиная королева, – Эвервин воззрился на него с таким удивлением, словно он спросил какую-то несусветную глупость. – Она в лихие времена по свету бродит, людей на доброту проверяет. Кто ей поможет, того она одаривает. Целых семь лет горя знать не будет. Ну, а кто мимо пройдет – тому что ж… Семь лет несчастий – вынь да положь. Хорошо, что я ее вовремя из воды вытащил!
– Так она еще и живая? – присматриваясь к твари повнимательнее, уточнил Хильдеберт.
– Дак конечно живая, мастер! Нешто я бы сдохшую в дом волок – беду кликать?! Вот обсохнет, обогреется – и как есть забегает!
Забегает?!
Если