к двери. Медленно и явно нехотя, но именно в этот момент Хильдеберт со всей очевидностью понял: уйдет. Наплевав на рекомендации епископа, на деньги, что заплатил за учение его отец, на возможность стать однажды мастером-иллюстратором… Уйдет и перечеркнет все ради грязного комка шерсти в его руках. Таких невероятно талантливых руках.
– Стой.
Соломы на мышиное гнездо надергали прямиком из тюфяка, на котором спал Эвервин. Скрутили из нее ком, устроили в углу у очага, подальше от возможных искр: спалить мышиную королеву в любом случае не хотелось. Правда, иллюминатор не прекращал ворчать:
– За хвост взять да о край стола вон разок приложить. Возись тут еще!..
Ученик взглянул на него с искренним испугом в глазах.
– Вы бы поосторожнее со словами, господин Хильдеберт, – косясь на гадкую тварь, прошептал он. – Услышит – проклянет.
Наставник только досадливо сплюнул. Переубедить Эвервина явно было выше его сил. Тот же осторожно уложил свою находку в углубление, выкопанное в соломе. Прикрыл сверху куском дерюги, а затем, к немалому раздражению Хильдеберта, неуклюже, но старательно поклонился.
– Почивайте сладко, вашество, – на полном серьезе произнес он. – И одарить нас не забудьте. Чем захотите, только чтобы обязательно!
– Чем захотите? – переспросил иллюстратор. – Ты ж вроде говорил про семь лет счастья.
– Ну не могу ж я с нее напрямую требовать! – простодушно ответил Эвервин. – Да и люди говорят, что мышиная королева сама знает, кому что больше нужно. В душе человека читает и решает, кому чего. Счастье, наверно, просто всем нужно. Но даже если не счастье – без дара точно не останешься!
– Помолился бы лучше, – не сдержался, отворачиваясь, иллюстратор. – Господа поблагодарил за тот дар, которым Он уже тебя наградил. А то при храме Господнем, можно сказать, живешь, манускрипт о христианском вероучении иллюминируешь, а чуть что – мышам вон всяким полудохлым незнамо ради чего кланяешься.
Ученик, однако же, эту идею воспринял по-своему.
– И правда, помолиться нужно, – согласился он. – Чтобы выжила королева. Только она и так выживет. Она ж волшебная, просто так не пропадет.
Хильдеберт мысленно застонал.
– Ложись отдыхать, – нетерпеливо приказал он, с раздражением глядя, как тень ученика на стене истово осеняет себя размашистыми крестными знамениями. – Сам же говоришь, что просто так она не подохнет.
Сожаление в его голосе было, видимо, слишком очевидно, потому что Эвервин, послушно устраиваясь на соломенном тюфяке, с легким упреком произнес:
– Вот зря вы так, господин Хильдеберт. Право слово, зря. Что вам с нее? Ничего она не погрызла, нигде не нагадила. Лежит себе тихонько. Что плохого-то? Еще и счастьем на семь лет одарит. Или еще чем хорошим…
Иллюминатор помолчал какое-то время: слова мальчишки, кроме последнего замечания о счастье, почему-то задели за живое, заставив почувствовать себя виноватым. Перед полудохлой мерзкой крысой виноватым, тьфу!
– Можно подумать, ты мышей никогда не убивал! – несколько