может сослужить хорошую службу. В конце концов, с присутствием Горелова смирились, но полного доверия к нему так и не возникло.
Заплатин с большим энтузиазмом взялся за обучение отобранных офицеров. Правда, при составлении плана занятий он столкнулся с неожиданной проблемой. С чего начать? Чему посвятить самую первую, самую важную тему? Как политработник советской закалки, он предложил эту тему сформулировать следующим образом: «Великая Апрельская революция: ее историческое значение, уроки, выводы, необходимость защиты ее завоеваний». С точки зрения нашего политработника звучало совсем неплохо. Но Амин вдруг засомневался:
– А кто будет писать материал на эту тему? У нас внутри партии еще ничего не устоялось, по многим вопросам нет полной ясности. Нет, давайте с этим повременим.
Скорее всего, Амин при этом имел виду то, что именно он должен войти в историю как главный вдохновитель и организатор победы в Апрельской революции. Пока же – на этом этапе – ему приходилось делить лавры с Тараки, Кадыром, Ватаджаром. Да еще и Кармаль путается под ногами. Но, погодите, придет время, и мы все расставим по своим местам.
Тогда Василий Петрович предложил запасной вариант: «Наш северный сосед – Советский Союз».
– Совсем другое дело, – воскликнул Амин. – Вы не жалейте времени на эту тему.
Заплатин не пожалел, отвел десять часов. И очень скоро убедился в том, что попал в десятку: афганцы слушали его лекции, раскрыв рты. Им все было интересно про СССР.
Возможно, тот, кто сейчас читает эту книгу, не поверит нам. Почему это афганские офицеры так тянулись именно к Советскому Союзу, а не к Западу, где жизнь казалась более благополучной и сытной? Но так было, и здесь нет никакой натяжки. Удивительно, но те афганцы, которые отправлялись учиться гражданским специальностям, военному или полицейскому делу в американские, западноевропейские (в основном в ФРГ) учебные заведения, возвращаясь на родину, испытывали разочарование в западном образе жизни, а иногда даже ненависть к нему. Они, ожесточенные Америкой или Европой, охотно становились агентами советской разведки, вступали в НДПА. Они были более «советистами», чем их товарищи, обучавшиеся в СССР.
Чем же им так не нравилось западное общество? Вот вопрос! Когда таких афганцев просили на этот вопрос ответить, они обычно не могли четко сформулировать, в чем же дело. Одни говорили про падение морали, про размытость таких понятий, как совесть и честь. Другие обижались на Запад за то, что их, офицеров афганской армии, воспринимали там как людей второго сорта и выражали по отношению к ним плохо скрываемое презрение. Объясняя так или иначе свою неприязнь, эти офицеры не могли сформулировать главного: им, людям традиционного общества, прежде всего было неприятно произошедшее на Западе разрушение устоев такого общества, преобладание индивидуализма над коллективизмом. В то же время в СССР эти традиционные коллективистские устои бережно сохранялись и даже были закреплены в Кодексе строителя коммунизма.
В