это общее время! Пока что оставалось непонятным, сколько именно длилось автономное развитие искинов у Новой Йокогамы. Специалисты, приписанные к кораблям Первой волны, должны были просыпаться по очереди каждые три года – или в случае ЧП. Но тоннельник пропал, и не было возможности узнать, когда они прекратили следить за Проектом. Поэтому последней активацией человеческих наблюдателей считали время отправки сообщения к передатчику у Нового Сиднея, а это произошло через сорок два земных года после того, как тоннельник номер шесть вышел у Новой Йокогамы. Сто двадцать один минус сорок два, итого – семьдесят девять лет гипотетической автономности. Было от чего волноваться!
Конечно, всегда оставался риск, что колонисты или их дети попробуют влезть в программу. Вахтовикам было запрещено вступать с ними в прямой контакт, но: «На другом краю галактики на запреты лучше не рассчитывать», – шутил профессор Бергсон. У Первой волны не было оборудования для развёртывания пищепрома, поэтому инкубаторные ячейки оставались замороженными. Зато им обеспечили старт сельского хозяйства и традиционной репродукции. «Так что выжить-то бы им было нетрудно, а вот овладеть знаниями, достаточными для перепрограммирования искусственных интеллектов…» На этом месте профессор выразительно замолкал. Понятно, что всего, чего бы смогли добиться одичавшие, это поломать оборудование и остановить терраформинг планеты. Защита от дурака никогда не бывает идеальной!
Но законченный терраформинг – если судить по доступным областям планеты – и деградация потомков Первой волны подтверждали: никто в программы не лазил. Протокол приоритетности приказов в порядке. Система противометеоритной обороны – самая мощная и разрушительная часть арсенала – не реагировала ни на корабли, ни на разведдроны. Собственно, поэтому и было принято решение о высадке и основании Нётеры. «Изменений много, но суть неизменна». Единственный случаи гибели людей был связан с протами. Да и не погибла Патрисия Янг – пропала без вести…
«А мы ведь даже не знаем, – размышляла я, пока мы шли по тропинке в надвигающихся сумерках, – насколько в программных алгоритмах эволюционировавшей системы сохранился земной способ различать людей! Как мутировавшая система вообще нас различает? Может, теперь она опирается на новые параметры, которые нам в принципе недоступны?» На «Альбейне» Бергсон постарался загрузить меня по полной. Его не отпускали, поэтому я должна была стать его «руками и головой».
И наконец-то я могу! Звериная тропа, как и предупреждала карта, сворачивала к западу, и нам пришлось продираться сквозь сухостой. Но я не чувствовала усталости и даже обогнала Финна. Я перестала бояться, что подверну ногу. Или что аномалия среагирует на людей. Когда в лучах заходящего солнца показалась наша цель, я буквально задохнулась от счастья. Можно было больше не думать о том, что «может быть» – и работать над тем, что есть.
Это