кивнул я и решил тоже перейти на «ты». Тем более что каждая выпитая капля амброзии все сильнее растормаживала мое сознание.
– Что ж, пора вернуться к нашим клопам, – выпустил Катерпиллер очередную струю ароматного дыма. – Расскажи старику, Агамемнон, каким ветром тебя в наши края занесло…
И я рассказал. И про «Abibas», и про обморок, и про долгое путешествие с Анной Андреевной. О том, как оказался в бутылке и как из нее с помощью Муши Чкаловской выбрался. Умолчал только о мечтах…
– Добрая муха, – кивнул Катерпиллер, когда я закончил свое длинное повествование. – У нас с ней пакт.
– Пакт? – удивился я.
– Ага, – кивнул Семен Обусловович, – она нам на кофе во время просушки оного не гадит, а мы плесень в кухню не тащим. Они, мухи, грибка не выносят.
– Я заметил, – кивнул, скорее для поддержания разговора. Потому что ничего подобного я ровным счетом заметить не мог. – Прости, Семен, Муша мне сказала, что Катерпиллер – это твой творческий псевдоним…
– Да, да, да… – задумался хозяин. – Это ты точно выразился. Именно псевдоним. И именно творческий. Красиво звучит, правда? Но, главное, очень прогрессивно.
– Ага, – осторожно согласился я, – но только малость непонятно.
– Что ж, непонятно – разъясним. Ты только не перебивай. Дело в том, Агамемнон, что сам я нездешний, как и ты. Правда, молодость свою буйную провел не так далеко, не на Зине Портновой. У меня все проще, родился я на той стороне улицы…
– А-а… – хотел я вставить что-то свое. Что, сейчас уж не припомнить, но Катерпиллер посмотрел на меня так сурово, что я аж усы в кофейник опустил.
– Не перебивай, – твердо попросил он, – не терплю. Спросил, дай расскажу. А не интересно, можешь идти на все четыре стороны.
– Простите, – тихонько извинился я, – вовсе я не хотел вас обидеть.
– Ладно уж, – смягчился хозяин, – слушай.
И вот что Семен Обусловович мне поведал:
«Явился я на свет в подвале обычного старого дома на улице Большая Пушкарская, в кухонной стене одного известного ресторанчика. Отсюда, Агам, у меня и природная склонность к предпринимательству, а также искренняя любовь к доброй пище.
Мать моя, коренная уроженка здешних мест, с ранней юности питала слабость ко всему заграничному, а когда в ресторане вместе с ящиком замороженных куриных окорочков непостижимым образом появился большой черный эмигрант из Штатов, афроамериканец со странным именем Обуслов Гарлемский, она тут же выскочила за него замуж. Тот и усом пошевелить не успел.
Вопреки ожиданиям, Пушкарская колония ресторанных, за исключением моей мамаши, приняла эмигранта достаточно прохладно, но связываться с ним боялась, уж больно он был велик и даже страшен, когда налижется пролитого бурбону.
Против воли населения и благодаря одной лишь грубой физической силе, стал со временем мой папаша главой семейства, а так как у них там, в американских традициях, полигамия не поощряется, то мама заняла единственное место рядом с самодержавным